Первородный грех. Книга первая
Шрифт:
Сан-Люк являл собой небольшое скопление каменных домишек посередине океана золотистых полей. А на вершине холма чернели под открытым небом развалины старого монастыря.
Они въехали в деревню и припарковали автомобиль рядом с телегой, в которую был запряжен покорно стоявший и лишь время от времени подергивающий длинными ушами осел. Вокруг ни души. Иден чувствовала себя так, словно погрузилась в море спокойствия и тишины.
Сан-Люк был просто очарователен. Казалось, они перенеслись в другое время, в какую-то сказочную деревеньку
Он стоял в небольшом дворике, заросшем сорной травой. В широком, с закругленным верхом, дверном проеме лениво поскрипывала ржавыми петлями массивная дверь; внутри, среди валяющейся в беспорядке домашней утвари, равнодушно жевала сено пара ослов. В глубине помещения чернела затянутая паутиной топка печи.
– Вон там была моя комнатка. – Мама указала пальцем на маленькое окошечко под самым свесом крыши. – А рядом – комната моих родителей… А вот кухонное окно. Во дворе мы держали кроликов, помнится, я часами могла с ними возиться. Других игрушек у меня никогда не было.
Иден подумала о своем забитом всевозможными игрушками шкафе.
– Разве здесь уже никто больше не живет?
– Никто.
– А где сейчас твои мама с папой?
– На небесах.
Папа без устали щелкал фотоаппаратом.
– Ну надо же, до чего красиво! – восторженно повторял он. – Я и не предполагал, что эта деревня окажется такой живописной. Жаль, что мы не можем разобрать ее до последнего камня, погрузить на корабль и отправить в Калифорнию.
Мама огляделась вокруг.
– До войны она выглядела еще красивее. Не было всех этих заброшенных домов, всех этих развалин.
В тот день мама казалась какой-то странной. Впрочем, странной она стала с тех пор, как они ступили на землю Испании. Иден ожидала, что маме будет приятно вернуться в свои родные места, но ее настроение почему-то сделалось совершенно непредсказуемым. В Сан-Люке мама стала очень задумчивой и печальной, но все же, казалось, здесь она чувствовала себя более счастливой, чем в Барселоне.
Они побрели вдоль по улице. Никого не встречая. Любуясь горшками с геранью. Заглядывая в старые колодцы. Фотографируя.
– Есть хочу, – заявила наконец Иден.
– В этой деревне мы можем где-нибудь перекусить? – задал вопрос папа.
– Только в закусочной на площади, – ответила мама.
– Ладно, сойдет. Пойдем туда.
У входа в закусочную стояло несколько столиков, но, нагулявшись под палящим солнцем, они решили войти в прохладное помещение. Мирно обедавшие там посетители при виде них молча кивали и опускали глаза.
– Эти люди… Они что, знают тебя? – изумился папа.
– Да, – проговорила мама. – Они меня знают.
– Почему же тогда они не разговаривают с тобой?
– Боятся. Кто-нибудь может услышать.
– Но ведь с тех пор прошло уже двадцать лет!
– Не забывай, кто сейчас у власти. Франко не простил своих врагов.
– По-моему, ты говоришь чепуху.
– Доминик, до сих пор в тюрьмах и лагерях томятся десятки тысяч людей, брошенных туда еще в 1939 году. А сотни тысяч вынуждены жить в эмиграции и не могут вернуться домой. Вся их вина состоит лишь в том, что они оказались не на той стороне. Почему, думаешь, кругом столько покинутых домов?
– О Господи! – Папа с опаской оглянулся через плечо. – А нам ничего не угрожает?
– Не бойся.
– Я знаю, что у тебя американский паспорт. Но разве от этого ты перестала считаться врагом Испании?
– В свое время против меня пытались выдвинуть обвинения, но у них ничего не вышло. В здешнем правительстве у меня есть дальний родственник. Он-то мне и помог. Так что не волнуйся, Доминик.
Однако папа по-прежнему чувствовал себя неуютно.
– Если бы я знал, насколько все это серьезно, я, наверное, никогда бы сюда не приехал.
– Да ты в полной безопасности. – Мама холодно улыбнулась и, заметив уставившуюся на них Иден, коснулась рукой лица дочери. – Не пугай ребенка.
– Это ты меня пугаешь, – пробормотал папа. – Ну да ладно. После обеда все вместе идем осматривать развалины старого монастыря.
– Здесь был пожар, – сказала мама.
Иден, как завороженная, смотрела на почерневшие каменные стены.
– Почему они не отремонтировали его? Где вообще все они?
– Не знаю.
– Тоже на небесах?
– Некоторые да.
Мама взяла девочку за руку, и они пошли вокруг монастырского здания. Земля под ногами пестрела крохотными белыми маргаритками. Вокруг было тихо и покойно. Внизу виднелись черепичные крыши деревни, за ними – равнина, а дальше синело бескрайнее море.
Папа разглядывал покосившиеся створки огромных кованых ворот.
– Вы только посмотрите, какая прелесть! – воскликнул он.
Мама кивнула.
– Их сделал мой отец.
– Ты серьезно? – удивился папа.
– Вполне. Меня тогда еще и на свете не было. На створках ворот извивающиеся змеи грациозно переплетались с ветками роз. Иден протянула руку и дотронулась до металла. Он был горячим от солнца, словно его только что вынули из печи.
– А твой отец был замечательным мастером, – восторженно заметил папа. – Знаешь, Мерседес, эти ворота – настоящее произведение искусства. И они вот так просто висят и ржавеют. Да здесь кругом валяются совершенно изумительные вещи. Вот, например, плитки пола – им же, должно быть, лет триста! Ведь все это можно спасти!
– Кто только будет спасать?
– Мы! Мы поговорим с местным епископом, или кто там у них распоряжается церковными зданиями, и предложим ему продать нам все это. И кораблем отправим в Штаты.