Первородный грех. Книга первая
Шрифт:
– Не нужны мне никакие витамины! И вес у меня идеальный.
– Ну, я же не говорю, что жокею нужны лишние килограммы. Но и истощенные мышцы тоже ни к чему, иначе ты можешь ослабеть. Дженнифер сказала…
– Да плевать мне на то, что сказала Дженнифер! Не люблю, когда всякие там сплетницы начинают обсуждать мои проблемы.
– Всякие там сплетницы? – Брови Кормака поползли вверх. – Девочка моя, Дженнифер знает тебя с тех пор, когда ты еще пешком под стол ходила.
– А знаешь, что я больше всего ненавижу в конном спорте? – раздраженно спросила
Мохнатые брови Дана Кормака снова опустились.
– Барьеры нужны людям, которые хотят что-то скрыть. А что тебе-то скрывать, Иден?
Несколько секунд девушка в упор сверлила его глазами.
– Отвали, Дан! – зло выкрикнула она и решительно направилась в раздевалку.
Кормак угрюмо уставился ей вслед.
Подошла Дженнифер Кормак и встала рядом с мужем. Она слышала последние фразы их разговора, и ее лицо сделалось холодным и сердитым.
– Наглая, избалованная сучка, сквозь зубы процедила она.
– Что-то не так с этой девчонкой, Дженнифер.
– А то не так, что родители еще в детстве испортили ее. Даже когда еще в пятилетнем возрасте она впервые пришла к тебе на урок, уже тогда она была отвратительной маленькой поганкой. Забудь о ней.
– Э-эх. Все, к сожалению, гораздо сложнее. Гораздо. И, сдается мне, я знаю, в чем тут дело. – Он медленно покачал головой. – Если и дальше так же будет продолжаться, думаю, мне придется потратиться на звонок через океан и побеседовать с ее мамашей.
В женской раздевалке было полно народу. Иден села на лавку и тихо заплакала. Она чувствовала, что теряет над собой контроль. Все тело ломило. Ее нервы дрожали, как паутина на ветру.
Никто не обратил на нее особого внимания: плачущая после выступления участница соревнования ничего необычного собой не представляла.
Иден сняла рубашку и лифчик и распустила тяжелый узел волос на затылке. Густые локоны черными кольцами рассыпались по плечам. Ощущение впившихся в шею когтей несколько ослабло.
Сквозь толпу мокрых женских тел она протолкалась в душевую.
Струи воды иголочками покалывали ее ставшую чересчур чувствительной кожу. Иден заставила себя терпеть. Хотя вода была горячей, выйдя из душа, она вся дрожала. Нервы, казалось, вот-вот порвутся, в позвоночник словно вонзились тысячи острых когтей. Невыносимо. Она не могла больше терпеть эту пытку.
Кто же знал, что может быть так мучительно больно.
Так плохо. Ломка была столь же ужасной, сколь чудесным был кайф.
Расти. Зачем он сделал это с ней? Он же знал, что она будет сегодня выступать. Он знал, что случится, если он надолго оставит ее. Почему ему так нравится причинять ей страдания?
Иден сожалела о своем отвратительном выступлении.
Она сожалела о словах, которые бросила Дану Кормаку. Скольких еще друзей она потеряла? Сколько женщин уже ненавидели и презирали ее?
Иногда ей казалось,
Может быть, ей надо попросить прощения у Дана Кормака? Может быть. Позже.
Потребность в дозе жгла ее изнутри, словно раскаленная добела нить накаливания электролампы. Она медленно опустилась на колени и беззвучно завыла.
Осень, 1971
Беверли-Хиллз
Именно этого она и ждала.
Именно к этому она так стремилась – к этому волшебному глотку, который навеки утолит ее жажду. Правда, сейчас ей стало страшно.
Донна внимательно рассматривает руку Иден, нажимает большим пальцем в месте сгиба локтя. И с притворной завистью охает при виде отчетливо выпирающей из-под кожи вены.
Иден натянуто улыбается.
– Ну как? Ничего?
– Чтоб у меня на теле была хоть одна такая венка! Ты прямо-таки анатомический атлас! Все бы отдала за такую вену. – На Донне надеты джинсы и джинсовая куртка, голова повязана розовым шарфиком. Кожа землистого цвета, на лице постоянно блуждает кривая усмешка. Когда Донна под кайфом, ее бледно-голубые глаза тупо таращатся на мир, делая ее похожей на сироту бездомную. Если же она еще не успела вколоть себе дозу, ее улыбка делается злобной, будто ее бесцветные губы растягивают невидимые пальцы.
Но в обращении с иглой Донна настоящий мастер, просто гений своего дела. Она ширнет Иден без боли, попав точно в вену, и та вознесется высоко-высоко, аж до самой луны.
Чувствуется, что Иден крайне возбуждена, почти охвачена эйфорией радостного ожидания. Однако, когда Донна начинает жгутом стягивать ей руку, она напрягается и слегка отстраняется.
– Ты чего?
– Ничего… Не знаю… А я не подхвачу гепатит или что-нибудь в этом роде?
– Да брось ты! Здесь все как в аптеке. Спирт, дистиллированная вода, новые иглы. Думаешь, когда я сама ширяюсь, меня волнует все это дерьмо?
– Нет, а меня волнует.
Донна показывает Иден иглу, еще не вынутую из целлофановой упаковки.
– Смотри. То, что доктор прописал! Порядок?
Иден с тревогой смотрит на лежащие на ее чайном столике предметы: шприц, ложка, пузырек с водой.
– Что, все еще дрейфишь?
– Нет, – тихо произносит Иден.
Донна нервничает. Ей не терпится самой уколоться.
– Ну, тогда поехали.
– Подожди, дай мне минутку, – говорит Иден, не сводя глаз со шприца. – Я должна собраться.
– А-а, ладно, пока ты будешь думать, я, пожалуй, сама кольнусь. Может, это поможет тебе быстрее решиться.
Как случилось, что все зашло так далеко? Что произошло с ней? Она чувствует себя так, словно проглотила пушечное ядро, холодное и твердое. Она не понимает, как могла оказаться в таком дерьме. Но времени на размышления не остается. Донна уже насыпает героин на ложку, ловко смешивая его с водой. Она берет зажигалку. Через несколько секунд наркотик побежит по вене ее исколотой руки.