Первые шаги
Шрифт:
— Так вы, Петр Андреевич, позовите своего спутника, — ласково предложил он, будто невзначай смахивая в ящик стола деньги вместе с бумагами. — Хорошим хозяевам мы рады помочь. Нынче и строиться начнете. Лесу вам отведем вдоволь. Сегодня все оформим, а завтра с землемером поедете всем обозом место для села выбирать. Не хочу вас в старое направлять, там гольтепы много, — заботливо говорил начальник.
— К нам, ваше благородие, летом еще земляки приедут, тоже хорошие мужики. Так уж и на них заодно сейчас бы землицу нарезать…
— Можно,
— Как можно, ваше благородие! Уж как водится… А вас мы еще поблагодарим, как устроимся, — пообещал Мурашев, направляясь за Дубняком.
За один день были выполнены все формальности. Утром обоз тронулся через город и казачью станицу, мимо белого кладбища, которому был обязан Акмолинск своим названием, на восток.
На подводе Мурашева сидел землемер, разбитной, веселый. С ним Петр Андреевич не чинился, прямо в руки полусотню дал.
— Вы уж сразу нас на хорошее место ведите, чтобы и речка и лесок были и киргизцы жили недалече. Что до города не близко, то ничего, лошади у нас хорошие, — сказал Мурашев, передавая деньги.
Мужики больше не жалели свои пятерки — ловко Петр Андреевич обделал дела. Даже Дубняк больше не сердился.
«Може, какую полусотню и притаил, — беззлобно думал он, — зато ловкач-то какой! Надо дружбы не терять с ним да себе от него уму-разуму учиться…»
«Недаром взял деньги землемер», — рассуждали довольно новоселы. Благодать-то какая! Речка безыменная серебром на солнце светится, бойкая да веселая. Один берег низкий, от него глазом не окинешь — заливные луга. На другом, высоком, село строить можно, а дальше ширь необъятная — и пашни, и выпасы, и лески в обрез попали. Всем вдосталь земли, отвели и на будущих новоселов, не двадцать, а на полсотни хозяйств.
Не обидел и себя Петр Андреевич, на шесть внуков надел взял, а у него трое, да кому жалко… Говорит: «Две снохи на сносях ходят, да третьего сына женить скоро буду».
— Вон Евдохе Железновой два надела дали, а кому пахать? Кирюшка — малец, сестер-то живо пропьют, да и на чем пахать-то? — посмеивались мужики.
Все принялись строиться. Глина под боком, за лесом не больше десяти верст ехать. У кого семьи побольше, сразу просторные избы строили; кто побогаче — тот в центре, победнее — на край попали. Только Железновы свою хатку украинскую лепили рядом с дядей, среди богатых. Так Кондрат захотел, то ли сестру жалея, то ли из выгоды — племянник лес возил для него.
У Мурашевых на постройке работало пятеро. Марфа Ниловна с внуками возилась да еду готовила. Сам Мурашев еще в первые дни с землемером в горы съездил, в киргизский аул, и теперь редко дома бывал.
— Нельзя, мужики! То посудите: коровенка-то каждому к зиме потребуется, овчишек на мясо купить нужно. Бог простит, для обчества стараюсь, — объяснял начетчик старикам, упрекавшим его за общение с басурманами.
Он у землемера все киргизские слова выспрашивал, да и Акима заставлял
— Золотой человек! — веско говорил про Мурашева Никита Дубняк. — Обо всех заботится.
За ним и другие начинали верить, что Петр Андреевич за все село печальник. Не он ли предложил мужикам — хоть и стара трава, а косить? На худой конец пригодится и скоту. Он же привез из Ольгинки муки пудов двести и по божеской цене тем, у кого хлеба не было, продал. Самую малость набавил себе за труды. А кто овец закупил у киргизов и пригнал в село? Он же кое-кому до весны и в долг дал.
— Свои, братья! — вздыхал Мурашев. — Денег не будет — в работе поможете…
Мудрено ли, что его слово всегда первое?! Вот и село Родионовкой назвали по его слову, и хохлы не спорили; кое-кто и поморщился, но смолчал.
В октябре переселенцы были в своих домах и дворы теплые понаделали. Крыши покрыли камышом — озеро недалеко.
Петр Андреевич в город съездил — до него восемьдесят верст, — привез чаю и еще кой-какого товара, а потом подрядил киргизов за чай сено возить на все село: мужики ему платили, а с киргизами он дела вел. С его помощью и коров покупали. И поросят он со старшим сыном достал. «Истинный благодетель для всего села!» — говорили между собой родионовцы.
Старики было просили его сан духовный принять: без священника трудно, кругом православные, а в мясоед свадьбы можно бы играть. Но Мурашев от предложенной чести отказался, со вздохом промолвив: «Недостоин, братцы! О мирском много пекусь», — и предложил просить Гурьяна Трофимовича Проклова.
Мурашев и Гурьян Трофимович дружили еще в старой Родионовке — оба были начетчиками. Когда собирались ехать в Сибирь, Петр Андреевич про себя подумывал, не помешает ли ему Проклов священный сан получить. Доброхотными подаяниями верующих можно было не плохо кормиться.
Отказался от этой мысли Петр Андреевич после Петропавловска. Прекратил церковные собеседования, псалтырь отдал жене, чтобы в сундук уложила, и, забрав в обозе власть хозяина, исподволь стал по церковным делам выдвигать Гурьяна, ссылаясь при спорах о божественном на него; дружба их стала крепче.
Предлагая Гурьяна Трофимовича обществу попом, Мурашев рассчитывал с его помощью и в дальнейшем крепко в руках держать своих «братьев во Христе». «И в торговле помощь „батюшки“ ой как может пригодиться!» — думал он.
В покорности Проклова Петр Андреевич не сомневался. Что Гурьян сам-то знает? Только и всего, что чуток вызубрил тексты! Во всех религиозных спорах всегда за его, Мурашеву, спину прятался. Умом недалек, по характеру труслив — посмеет ли он ему в чем перечить?
…К рождеству все срочные дела были переделаны, и родионовцы собрались в просторном доме Проклова на богослужение — часовню выстроят весной. Мурашев выполнял обязанности дьякона.
Вернувшись домой, он, по старой привычке, сел под божницей и раскрыл псалтырь, но скоро мысли его улетели далеко от священного писания.