Первые
Шрифт:
— Пойдем посидим в садике. Подумаем.
Они идут мимо шуцмана, с важным видом расхаживающего на перекрестке. Лицо у него как каменное изваяние. И все здесь в Берлине чопорно, серо и хмуро. И тяжелые громады домов, и какие-то одинаковые костюмы на людях, и слишком спокойные, бесстрастные выражения лиц. Совсем не то, что в Париже, о котором так любит рассказывать Софья.
Но в Париже нет Карла Вейерштрасса, великого немецкого математика. Он живет здесь, в Берлине, и потому все помыслы Софы устремлены
— Как он сказал? — спрашивает она Юлию, вспоминая визит к ректору. — В Германии не увлекаются авантюрными идеями. Место женщин у семейного очага.
— Да, действительно, что станет с бедными мужьями, если жены им вместо обеда будут преподносить трактаты о бесконечно малых! — хохочет Софья.
— Давай уедем обратно в Гейдельберг, — предлагает Юлия.
— Ни за что! — говорит Софья.
Она долго сидит задумавшись. Потом решительно встает.
— Знаешь, Юлка, я пойду к самому Вейерштрассу. Домой.
— Но что ты ему скажешь? Он ведь совсем тебя не знает.
— Он большой ученый… и человек… Он поймет.
— Возьми хоть письма гейдельбергских профессоров.
Софья берет письма и идет одна на тихую зеленую улочку, где, ей сказали, с двумя сестрами живет профессор Вейерштрасс. Она доходит до старого дома с островерхой крышей. Долго стоит на крыльце, не решаясь дернуть колокольчик. Но вот она позвонила. На пороге пожилая женщина в белом переднике.
— Можно видеть профессора Вейерштрасса?
— Сейчас узнаю.
Через несколько минут женщина возвращается.
— Прошу.
С сильно бьющимся сердцем Софья входит в дом. Небольшие уютные комнаты. Старинная мебель, фикус, трюмо в углу. За круглым столом с вязаньем в руках сидели две женщины. Софья поклонилась и за горничной прошла дальше.
Вот открывается дверь кабинета. Софья успела заметить тяжелую кожаную мебель, бюсты великих ученых, книжный шкаф во всю стену.
Из-за письменного стола поднимается несколько грузный человек с красиво посаженной массивной седой головой, крупными чертами лица и большим лбом. Из-под нависших бровей он вопросительно смотрит на вошедшую.
Идя сюда, Софья думала о том, что сказать. Но сейчас она все забыла.
— Я хотела бы учиться… Заниматься у вас математикой… — произносит она, покраснев и с трудом подбирая слова.
Профессор явно удивлен.
— Математика — это трудное дело. И я не слышал, чтобы ею увлекались женщины, — говорит он с усмешкой.
— Я уже немного занималась.
— Где же?
— В Гейдельберге.
Тут Софья вспоминает про рекомендательные письма гейдельбергских профессоров, она даже открывает ридикюль. Но потом вдруг раздумывает их отдавать.
— Это у вас, верно, дань моде, — говорит Вейерштрасс. — Теперь женщины стараются во всем походить на мужчин, особенно, я слышал,
Вейерштрасс сердито поверх очков посмотрел на сидящую перед ним девушку, на ее коротко стриженные волосы. Надо постараться избавиться от непрошеной гостьи.
Профессор берет со стола лист бумаги и пишет на нем условия трех задач. Очень трудных. Даже лучшие его ученики вряд ли справились бы с ними.
— Вот, — говорит он. — Если решите, приходите. Если нет — тогда уж посоветую вам выбрать в жизни путь менее трудный.
Гостья пробежала листок глазами, сложила вчетверо, поблагодарила и ушла.
Прошло три дня. Профессор уже и забыл о странном визите.
Как вдруг под вечер опять раздался звонок. Вейерштрасс был в саду. Он любил в часы досуга сажать цветы, поливать деревья.
— Карл, — говорит сестра, — к тебе опять эта русская.
— О, это мне начинает не нравиться. Я же сказал ей… Задачи, конечно, она не решила. Ну, раз пришла, пусть идет сюда.
Русская девушка проходит в сад и протягивает профессору тетрадку, тесно исписанную значками и формулами.
Карл Вейерштрасс надевает очки.
— Интересно знать, — бормочет он, — есть ли хоть приближение к истине…
Он читает, и по мере чтения лицо его становится удивленным, светлым, радостным.
— О! — восклицает он. — Так, так! Правильно!
Он смотрит на Софью, и у него невольно вырывается вопрос:
— Вы сами решали?
— Сама, — смущенно улыбаясь, отвечает Софья.
Тут только Вейерштрасс замечает, как она молода и хороша собой. Ее юное лицо полно такой живости и непосредственности, в больших блестящих глазах столько мечтательности и силы мысли.
— Расскажите мне подробней, где и у кого вы учились? — спрашивает профессор.
Только теперь Софья вынимает письма гейдельбергских профессоров.
— Я сделаю все возможное, чтобы вы были приняты в наш университет.
— Мне надо, чтобы и подруга. Она химик.
— Хорошо. Я поговорю и о ней.
Когда русская девушка ушла, старый ученый долго еще сидел в своем кабинете.
— Карл, иди ужинать, — позвала сестра.
— Клара, зайди посмотри, как она красиво решила.
— Но я в этом ничего не смыслю.
— Я тоже решал бы так. Самым коротким, но и самым трудным путем.
Катя подошла к окну, осторожно заглянула за занавеску. Так и есть, опять этот тип! Стоит напротив, уткнулся в афиши. А вчера, когда она выходила из дома, он шмыгнул в кондитерскую рядом. Не иначе, как за ее квартирой установлена слежка. Надо что-то предпринять. Но сегодня она должна во что бы то ни стало быть на рабочем кружке.
Под вечер Катя вышла из дому. Оглянулась кругом. Как будто ничего подозрительного.