Первые
Шрифт:
— Угу, — вырывается у нее задушено, пока я скольжу губами по шее и вдыхаю её запах. Хочется остаться в тачке, посадить Лизу к себе на колени и целовать. Долго. Чтобы до срыва крыши.
— Хорошо, — еле отрываюсь от нее, — пойдем.
Оказавшись на улице под порывами ветра, вижу, как Кирьянова ежится, но её глаза лихорадочно блестят. Беру ее за руку и веду к киоску, в котором беру большой стаканчик горячего шоколада. Вручаю его своей девушке и улыбаюсь, как идиот. Никак не могу прогнать эти эмоции. Всего размазывает от нее.
— А ты не хочешь? — удивленно хлопает ресницами, намекая на горячий напиток. Ухмыляюсь, наклоняюсь и делаю глоток,
Держу улыбку на лице до последнего, но она медленно сползает. Отворачиваюсь, крепче сжимаю тонкую кисть Лизы и веду ее вдоль набережной. Больше не хочу вплетать мать в наши отношения. Итак все испортил.
— Поправится.
Выжимаю, стараясь выглядеть оптимистичным. Во рту слюна становится горькой. Сразу накатывает чувство вины перед Лизой за чертову выставку. Я должен был остановить Крис, проверить, не удумала ли она что-то, но предпочел отойти в сторону, наивно полагая, что меня отпустит.
— Ты всё-таки прошла курсы по иллюстрации? — перевожу тему, вспоминая, что видел планшет с открытым наброском. Красиво. У Кирьяновой определенно есть талант.
— Да, ещё летом, — скашивает на меня взгляд и тут же отводит его на реку, приближая стаканчик к губам. Делает несколько глотков горячего шоколада, облизывает губы, а я ощущаю, как по спине пролетает холодок. Лиза была в городе всё это время… Мы ведь могли столкнуться раньше, и не было бы никакого Шумова.
Крепче стискиваю зубы и ее кисть, пытаясь успокоить демонов внутри. Они просыпаются и кровожадно скалятся, присваивая себе Лизу. До покраснения глаз доводит одна мысль, что могло у них быть, или было… Сглатываю…
Отпускаю её руку, чтобы достать сигарету. Понимаю, что перебарщиваю с никотином, но увеличиваю дистанцию с Кирьяновой и дымлю. Она бросает на меня странные взгляды. Я не могу их распознать. Чувствую, что не ровно ко мне дышит, впитываю жадно, только барьер между нами не исчезает. Ломаю себя по итогу. Подхожу к ней и утыкаюсь носом в волосы чуть выше уха. Сердце колотится все сильнее.
— Я с Дамиром поговорил. Маме нужен мозгоправ, Лиз. Грех поможет, — чуть ли не шепотом, потому что открывать свои чувства не привык. Но Кирьянова лишь на такие порывы откликается. Вот и сейчас обнимает сама, прячет лицо у меня на груди. Наверняка слышит, что за ребрами гудит мотор. Будь другая на ее месте, оттолкнул бы. Постыдился показывать, как меня колбасит от происходящего. Как стремно, что мать постепенно теряет связь с сознанием. Произносить это вслух еще хуже. Реальность добивает.
Стоим на месте долго, будто прилипли друг к другу. Лиза допивает напиток, пока гуляем по набережной. Мне даже холодный ветер в кайф. Наблюдаю за тем, как она улыбается. Ушки эти из волос умиляют. В какой-то момент доходит, что я не просто зависим от нее. Люблю…
Осознание проносится током по венам. Напрягает весь организм. Я перестаю улыбаться, как полоумный. Сердце вот-вот треснет от напора чувств, которые по своему объему превосходят все возможные.
— Что-то не так? — Лиза перестает улыбаться, а я застываю с телефоном в руке.
— Нет, — трясу айфоном в воздухе, — хочу тебя сфоткать. Улыбнись, Лиз.
— Нет… — отмахивается, пытается спрятать лицо, но мне удается сделать несколько кадров, пока мы дурачимся. Слышать ее смех и вовсе вышка по ощущениям. Ставлю одну из фоток на заставку и убираю телефон в карман куртки. Снова тяну ее к себе, но на этот раз присасываюсь к губам отнюдь не по-детски.
— Хочу тебя, Лиз… — выдаю, не успевая остудить кровь. Кирьянова каменеет. Тут же, словно я сказал что-то обидное. — Красивая… — трусь о ее нос, как долбанный котенок. — Моя… Моя Лиза…— она вроде обмякает, но все равно отстраняется. — Лиз?
Она упрямо молчит, пока я выискиваю в ее лице ответ на вопрос. Что не так?
— Если ты только из-за этого со мной, то… — краснеет, как рак, а я улыбаюсь. — Это не смешно!
— Лиз, — прижимаю к себе. Сопротивляется. У меня выскакивает идиотский смех. — Да стой ты! — еле заставляю посмотреть мне в глаза. — Не захочешь, ничего не будет. Я хочу, чтобы ты рядом была. Слышишь? Подожду, сколько нужно.
— Да?
— Да, — улыбаюсь еще шире от ее смущения, — только долго не тяни, а то передо мной слишком сладкий десерт. Боюсь, что не сдержусь и съем.
38
Есть вещества, которые ты пробуешь лишь раз, и всё — попал в стойкую зависимость. В этом случае разум подает тревожные сигналы о том, что тебя можно спасти, что подводит сугубо телесная оболочка, но ты силён духом и сможешь победить. Как с допингом в спорте. Необходимо скрутить волю в кулаке, стиснуть зубы и работать над собой. В случае с Кирьяновой так не получается. Я будто в ловушке, из которой нет выхода. И мозг, и тело настроены на один радар. Ловят одну волну. Других попросту не существует. Помешан на ней конкретно, а после прогулки по набережной и вовсе привязан к ней. Понимаю, что чувствую. Люблю. От этого слова пробирает до самого нутра. Страшат ощущения, но они приносят кайф в огромных дозах, изо дня в день я его ловлю, тиская свою Лизу. Дорываюсь до новых участков ее прелестного тела и сгораю заживо.
Хочется сорваться с катушек и отлюбить её, как умею, но отчего-то стопорю процесс. Нет желания быть с Кирьяновой, как с другими. Настроен на что-то незабываемое. Одно, а не многочисленное. Вот только весь свет перекрывает мать со своими закидонами. После очередного цирка уже вернулась с больницы. Отец скинул на меня заботу о ней. Хотя с заботой я погорячился. Скорее контроль. Я, скрипя зубами, слежу за тем, чтобы она снова не вкинула в себя какие-нибудь таблетки. Жду, когда Грех устроит мне встречу со своим дядькой. Оказалось, что все проще, чем я думал. Основная сложность — уломать мать на лечение. И тут я не знал, с какой стороны к ней подойти. Все мысленно подбирал слова, но не начинал столь «приятную» беседу.
С ней вообще сложно было перебрасываться даже парой фраз. За простым вопросом следовали обвинения и нытье, которого раньше она в мой адрес не кидала. Я выжидаю удачного момента, когда мы будем дома, а не среди толпы. Не хочу устраивать прилюдное шоу. Мама тоже стала напряженной в моем присутствии. Раньше прижималась ко мне и ласково называла, а сейчас отстраненно водит пальцем по кружке и смотрит в окно. Как пробивать путь к ее сознанию, если там бетонный блок?
— Мне нужно отъехать ненадолго, — начинаю первым. Лиза ждет. В универе нам не удалось пообщаться. Она с Инной крутилась, а меня преподы за прогулы отчитывали. Потом к Аристарху усвистал и в больницу. До Милых Ушек дорвался с самого утра, когда зажал в машине. И все. Мне этого катастрофически мало.