Первый человек в Риме. Том 1

Маккалоу Колин

Говоря откровенно, я боюсь, чем это кончится. Гней Маллий – неплохой парень, но не думаю, что он справится с германцами. Он и сам в конце мая встал в Сенате и сказал, что не уверен, будут ли воины знать, что им делать на поле боя! Всегда найдутся среди солдат такие, кто не знает, что делать на поле боя, но никто не встает и не говорит об этом в Сенате!

И что же сделал Сенат? Послал приказ Квинту Сципиону в Нарбо немедленно передислоцировать армию к Родану и воссоединиться с армией Гнея Маллия, когда она достигнет Родана. Один лишь раз Сенат не мешкал – послание отправили конным курьером, который добрался из Рима до Нарбо меньше, чем за две недели. Не замедлил с ответом и Квинт Сервилий. Мы получили его вчера. И что это был за ответ!

Естественно, приказы Сената гласили, что

Квинт Сципион будет подчиняться сам и подчинит свои войска консулу. Прошлогодний консул, возможно, имеет свои права. Но в любом совместном деле последнее слово – за консулом нынешнего года.

О, Гай Марий! Это не очень-то понравилось Квинту Сципиону! Неужели Сенат и впрямь надеялся, что он – патриций Сервилий, прямой потомок Гая Сервилия Ахалы, спасителя Рима – подчинится выскочке, у которого в доме нет ни одной маски предков; человеку, который попал в консулы только потому, что на выборах не нашлось ни одной кандидатуры выше его по происхождению?» Ну и консулы, ну и консулы! «– сказал Квинт Сципион. Да, клянусь тебе, так и сказал! В годы его правления кандидаты заслуживали уважения, а нынче лучшее, что мог выбрать Рим – это разбитый, старый, не шибко знатный гражданин /я/ и самонадеянный выскочка, у которого денег больше, чем вкуса /Гней Маллий/. Вот чем заканчивалось письмо Сципиона. Он, конечно, сразу отправился к Родану – но ко времени его прибытия ожидает увидеть там гонца от Сената с новостью о том, что главнокомандующим будет он. Если Гней Маллий станет действовать под его началом, то – в этом Сципион уверен – все пройдет великолепно.»

Руки Руфа задрожали. Он со вздохом отложил ручку и начал массировать пальцы. Нахмурившись, он смотрел в никуда. Вскоре веки его начали слипаться, голова упала на грудь, он задремал: когда проснулся, будто от толчка, руке полегчало, и он снова вернулся к письму.

«О, какое длинное, длинное письмо! Но кто еще расскажет тебе о том, что происходит! А тебе нужно это знать. Письмо Квинта Сципиона было адресовано скорее принцепсу Скавру, чем мне, а ты, безусловно, сам знаешь, каков наш любимец Марк Эмилий Скавр! Он целиком зачитал это ужасное письмо в Сенате – и с явным удовольствием. У него просто слюнки текли! Пустили козла в огород… Были и побагровевшие лица, и тумаки, и шумная ссора между Гнеем Маллием и Метеллом Свинячим Пятачком, которую я прервал, кликнув ликторов. Это не понравилось Скавру. О, какие воинственные мухи! Жаль, что нельзя было сохранить их пыл и направить это самое ядовитое оружие, которое только может изобрести Рим, на германцев. Оно смело бы варваров!

В результате Квинта Сципиона действительно будет ждать на берегах Родана курьер. Но новые приказы – не лучше прежних. Он обязан подчиниться законно избранному консулу, Гнею Маллию Максиму. Какая жалость, что этот идиот унаследовал имя Максим, не так ли? Похоже на самовольное награждение себя лавровым венком, после того, как тебя спасли твои подчиненные, а не ты их. Если ты не Фабий, имя «Максим» звучит весьма дерзко. Конечно, он пользуется славой своей великой прабабки, Фабии Максимы, как и дед его. Но вот отец – никогда. И я сомневаюсь в правдивости этой истории о Фабии Максиме.

Как бы то ни было, здесь я чувствую себя боевым конем на пастбище. Мне хочется оказаться на месте Гнея Маллия, и в то же время беспокоит решение других первостепенных проблем. Например, сможем ли мы в этом году наполнить государственные зернохранилища после того, как оплатим вооружение семи новых легионов знати. Веришь ли – когда весь Рим говорит о германцах, Сенат восемь дней обсуждал этот вопрос! От этого можно сойти с ума!

У меня есть идея, и я хочу воплотить ее в жизнь. Ждет ли нас в Галлии победа или поражение, я все равно займусь ею. Когда в Италии не останется ни одного воина, я наберу военных инструкторов и другой обучающий персонал из гладиаторских школ. В Капуе таких школ полно – и самых лучших. Что может быть удобнее, если учесть, что Капуя тоже является военной базой наших новых войск. Если Луций Тиддлипус не сможет набрать достаточно гладиаторов для достойного зрелища на похоронах своего дедушки, значит, ему не повезло! Нужды Рима важнее нужд Луция Тиддлипуса, это я говорю! Ты, наверно, понял, что я собираюсь

продолжать набор в армию из высшей знати.

Я буду держать тебя в курсе, конечно. Как идут дела в стране едоков лотоса, сирен и заколдованных островов? Еще не заковали в кандалы Югурту? Это не за горами, я уверен. Свинячий Пятачок Метелл – /он же Нумидиец/ слегка взволнован в эти дни. Не знает, на ком остановить выбор – на тебе или на Гнее Маллие. Конечно, он выступил с великолепной речью, чтобы поддержать выдвижение Квинта Сервилия на должность главнокомандующего. Мне доставило удовольствие испортить все дело несколькими умело пущенными стрелами.

О боже, Гай Марий, как они мне надоели! Кичатся своими несчастными предками именно тогда, когда Риму необходим настоящий, живой военный гений! Скорее возвращайся домой. Ты нам необходим, так как мне не хватает сил, чтобы бороться с целым Сенатом, просто не хватает.»

В письме был постскриптум:

«Между прочим, за время кампании произошло два необычных случая, Они мне не нравятся. К тому же не могу понять причин. В начале мая в Нуцерии было восстание рабов. Его легко подавили. Кончилось все казнью тридцати несчастных, родом с разных концов света. Но три дня назад вспыхнуло еще одно восстание, на этот раз на большом невольничьем рынке около Капуи, где второсортные рабы ждали покупателей, которым понадобится сотня работников для пристани или для каменоломни или другого однообразного механического труда. Почти двести пятьдесят рабов участвовали в этом бунте. Бунт был сразу же подавлен – вокруг квартировало несколько когорт. Около пятидесяти мятежников погибло в борьбе, остальных немедленно казнили. Но мне это не нравится, Гай Марий. Это – предзнаменование. Сейчас боги – против нас, я чувствую это изнутри.» И еще один постскриптум:

«Только что узнал еще несколько грустных новостей. Поскольку я уже договорился, что письмо мое доставят срочной морской почтой, решил написать тебе, что случилось. Твой горячо любимый тесть, Гай Юлий Цезарь, сегодня скончался. Как ты знаешь, у него была злокачественная опухоль в горле. И сегодня он закололся мечом. Он сделал верный выбор. Уверен, ты со мной согласишься. Никто бы не захотел долго быть обузой для своих близких, особенно, когда это ущемляет его мужское достоинство и независимость. Разве кто-нибудь из нас предпочел бы жизнь смерти, если жить – значит лежать в своих испражнениях и ждать, когда раб обмоет тебя? Нет, когда человек не может управлять своим организмом, пора уходить. Я думаю, Гай Юлий Цезарь ушел бы и раньше, если бы не тревожился так о своем младшем сыне, который /уверен, ты знаешь/ недавно женился. Я заходил навестить Гая Юлия два дня назад, и он сумел прошептать мне в короткие перерывы между удушьями, что его сомнения в правильности выбора Гая Юлия развеялись, потому что красавица Аврелия – которая, должен признать, мила и мне – как раз то, что нужно его мальчику.

Итак, ave atgue vale, Гай Юлий Цезарь.»

В самом конце июня консул Гней Маллий Максим отправился в долгий поход на северо-запад, включив двоих своих сыновей в свиту. Все двадцать четыре солдатских трибуна, выбранных в этом году, были распределены по семи из десяти его легионов. Секст Юлий Цезарь, Марк Ливий Друз и Квинт Сервилий Сципион-младший отправились с ним. Взяли и Квинта Сертория – в качестве младшего военного трибуна. Их трех легионов италийских союзников самым многочисленным и лучше других подготовленным был легион, присланный марсами. Им командовал двадцатипятилетний сын знатного марсийца Квинт Поппедий Сило – конечно, под надзором римского легата.

Поскольку по настоянию Маллия Максима взяли с собой закупленного государством зерна столько, чтобы его хватило на питание всей армии в течение двух месяцев, продовольственный обоз был огромен, и армия двигалась медленно! Спустя шестнадцать дней она даже не добралась до Адриатики у Фан Фортуны. Решительные и страстные речи легата Аврелия в конце концов смогли убедить Максима оставить обоз под охраной одного из легионов, а остальные девять и конницу бросить вперед, взяв с собой только легкий груз. Трудно было показать Маллию Максиму, что войска его не умрут от голода, прежде чем доберутся до Родана, и что рано или поздно основной груз благополучно прибудет на место.