Первый человек в Риме. Том 1
Шрифт:
– Он что, блеет сейчас о том, что я сделал ему больно? – спросил Сулла, беря у Бити чашу с орехами и еще раз улыбнувшись ей.
– Конечно! Да еще и наверняка привирает. Я-то ни в коем случае не порицаю тебя, он отвратителен, но он все же – ее единственный кровный родич, и Клитумна закрывает глаза на его недостатки. Но все же тебя она любит сильнее, высокомерный негодник! Так вот, когда увидишь ее в следующий раз, наплети ей про Липкого Стиха похлеще, чем тот ей плетет про тебя!
– Брось, она не
– Дорогой Луций, когда захочешь, ты можешь от любой женщины добиться чего угодно. Попробуй! Ну, ради меня, – уговаривала его Никополис.
– Нет. Я останусь в дураках, Ники.
– Увидишь, нет, – настаивала она.
– Чтобы заставить меня пресмыкаться перед подобными Клитумне, в мире недостаточно денег.
– Всех денег мира у нее нет. Но у нее их более чем достаточно, чтобы тебе оказаться в Сенате, – убедительно прошептала искусительница.
– Да нет же! Ты ошибаешься. У нее есть, конечно, этот дом, но она расходует абсолютно все, что получает. А что она не тратит – тратит Липкий Стих.
– Неправда. Почему же тогда ее банкиры полагаются на каждое ее слово, точно она Корнелия, мать Гракхов? Вклады Клитумны весьма значительны, и она не тратит и половины своих доходов. Ну, а кроме того, отдавая должное Липкому Стиху, он тоже не беден. Пока способны работать бухгалтер и управляющий его покойного отца, дело Стиха будет идти успешно.
Сулла резко привстал, распуская складки тоги.
– Ники, ты не обманываешь?
– Обманула бы, да только не в этом, – ответила она, продевая в иглу нить из пурпурной шерсти и золота.
– Она ведь проживет лет сто, – заметил он, снова откидываясь на ложе и, насытившись, вернул Бити чашу с орехами.
– Может прожить, – Никополис воткнула иглу в гобелен и осторожно протянула сверкающую нить. Ее большие темные глаза успокаивающе оглядели Суллу. – А может и не прожить. Ты же знаешь, в ее семье долго не живут.
Снаружи послышался шум. Это Стих прощался с теткой.
Сулла поднялся, дав служанке одеть себе на ноги греческие комнатные туфли без задников.
– Ну хорошо, Ники. Разок я попробую, – сказал он и усмехнулся. – Пожелай мне удачи!
Но не успела она и рта раскрыть, как он уже вышел.
Беседа с Клитумной не ладилась. Стих сделал свое дело, а Сулла никак не мог заставить себя, смирив гордость, оправдываться, как советовала Никополис.
– Во всем виноват один ты, Луций Корнелий, – говорила Клитумна, раздраженно наматывая на пальцы, унизанные кольцами, бахрому дорогой шали. – Ты же не делаешь ни малейшего усилия, чтобы быть любезным с моим бедным мальчиком, тогда как он всегда старается пойти тебе навстречу!
– Он просто грязный притворщик, – процедил сквозь зубы Сулла.
В этот момент Никополис, подслушивавшая за дверью, грациозно
– Что случилось? – невинно спросила Никополис.
– Два моих Луция не могут поладить друг с другом. А я так хочу, чтобы они поладили!..
Бахрома шали цеплялась за оправу камней в кольцах Клитумны. Никополис освободила несколько нитей. – Ох, моя бедная девочка, – замурлыкала она, – твои Луций – просто пара петухов, вот в чем беда.
– Ничего, пусть учатся уживаться, – сказала Клитумна. – Потому что мой дорогой Луций Гавий на будущей неделе переезжает к нам.
– Тогда я съезжаю, – заявил Сулла.
Услышав это, обе женщины завизжали: Клитумна – громко и пронзительно, Никополис – как котенок, которому прищемили хвостик.
– Да будьте же благоразумны! – прошептал Сулла, приблизив лицо к лицу Клитумны. – Он более или менее знает, что тут творится, но, как вы думаете, уживется ли в одном доме с человеком, который спит с двумя женщинами, одна из которых доводится ему тетей?
Клитумна заплакала:
– Но он хочет переехать! Как я могу племяннику отказать?
– Не волнуйся, я устраню причину его беспокойств: уеду – и все.
От Клитумны он увернулся, но Никополис схватила его за локоть:
– Сулла, дорогой, не делай этого! Можешь спать со мной, а когда Стиха не будет дома, Клитумна станет присоединяться к нам.
– Ах, как хитро! – жестко сказала Клитумна. – Ты, жадная свинья, хочешь одна его заполучить!
Никополис побледнела:
– Ну, а что ты предлагаешь? Ведь это ты накликала беду!
– Заткнитесь обе! – шепотом прорычал Сулла. Все, кто хорошо знал его, боялись этого шепота больше крика. – Вы так долго ходите в театр, что уже начинаете жить им. Образумьтесь, не будьте же столь тупы! Ненавижу свое положение. Я устал быть половинкой мужчины!
– Половинкой? Тут две половины: половина – моя, другая – Ники! – сказала Клитумна.
Трудно сказать, что ранит сильнее: гнев или горе. Сулла свирепо смотрел на своих мучительниц.
– Не могу я так больше! – вдруг сказал он, сам удивившись своему голосу.
– Ерунда, сможешь, конечно, – сказала Никополис с самодовольством женщины, уверенной что ее мужчина – у нее под каблуком. – Ну а теперь – беги и займись чем-нибудь дельным. Завтра ты почувствуешь себя лучше. У тебя всегда так.
Прочь, прочь из дома! Ноги сами несли Суллу по узкой улице. Неожиданно он обнаружил, что попал в Палатиум – в ту часть Палатина, которая спускалась к Большому Цирку и воротам Капена.
Дома здесь стояли реже: то тут, то там попадались пространства, похожие на парки. Находясь в отдалении от Форума, Палатиум не был очень фешенебельным районом.