Первый человек в Риме. Том 1
Шрифт:
– … который тоже высосет из провинции все соки, – с улыбкой закончил Рутилий Руф.
– Ну, разумеется. Все это знают, и Скавр тоже.
– Я рад, что хоть Силан дома.
– Да, хорошо, что кто-то должен править Римом. Вот ведь судьба! Сенат захотел во что бы то ни стало отозвать македонское правительство с Минуцием Руфом во главе. Туда на смену ему непременно бы ринулся Силан – будь он свободен от дел в Риме. А где армией командует Силан – там слава самого Марса – ничто.
– Это точно.
– Пока, однако, все складывается благополучно.
– Ты имеешь в виду комиссию Мамилия?
– Ее самую. Бестиа, Гальба, Опимий, Гай Като и Спурий Альбин – все осуждены. Гай Меммий усердно помогал Мамилию собирать улики о сговоре с Югуртой. Даже Скавр, который поначалу защищал Бестиа – потом вынужден был проголосовать против него.
– Приходится и ему уступать, – улыбнулся Рутилий Руф. – Кто-кто, а Скавр не пойдет против всей знати. Кто угодно, только не Скавр.
– Скавр – ни за что.
– И куда же отправился осужденный?
– Вполне возможно, что местом ссылки ему определили Массилию. Хотя Луций Опилий, например, уехал в Восточную Македонию.
– Но Авл Альбин уцелел.
– Да. Спурий Альбин взял всю вину на себя, и Авл был прощен. На том и покончили.
Родовые схватки начались у Юлии в мартовские иды, и когда повивальная бабка сообщила Марию, что роды будут нелегкие, он немедленно вызвал родителей Юлии.
– Кровь наша слишком древняя. И слишком слаба, – раздраженно сказал Марию Цезарь, когда они удалились в кабинет последнего.
– Ваша – но не моя, – сказал Марий.
– Твоя тут ни при чем. Возможно, она поможет вашей дочери, если она родится. Хорошо бы. Я надеялся, что женившись на Марции, хоть немного освежу кровь рода – но и Марция, видимо, чересчур знатна для этого: ее мать, Сульпиция, из аристократов. Нужна же по-настоящему плебейская кровь. Я знаю, многие выступают за соблюдение чистоты крови, но не раз замечал, что многие девушки из знатных семей умирают при родах. Благородная кровь легко покидает тело…
Марий вскочил и принялся расхаживать по комнате.
– Возле нее лучшие врачи. Я купил все, что можно купить за деньги, – сказал он, кивнув на комнату роженицы, откуда еще не доносились крики.
– Врачи не смогли спасти этой осенью племянника Клитумны, – сказал Цезарь мрачно.
– Вы о своей убитой горем соседке?
– Да, о ней. Ее племянник умер в сентябре после затяжной болезни. Малый казался вполне здоровым. Доктора делали все, что могли. Но он скончался. Это была первая жертва…
– Первая? То есть вы думаете, что будут и еще? С чего вы взяли?
– Беда всегда трижды стучится в дом, – Цезарь закусил губу. – Племянник Клитумны умер рядом с нами. Должны последовать еще две смерти.
– Тогда уж скорее смерть снова постучится в дом этой Клитумны.
– Не обязательно. Связь событий загадочна, нам ее не постичь.
– Гай Юлий, Гай Юлий! – вскинулся Марий. – Верьте в лучшее, умоляю! Никто ведь не говорит, что над Юлией нависла смертельная опасность. Меня только предупредили, что роды окажутся нелегкими. Я послал за вами, чтобы вы поддержали меня в эту трудную минуту. Вы же ввергаете меня в беспросветный мрак отчаяния!
– В сущности, я ведь рад, что этот день наступил, – сказал Цезарь, пристыженный. – Последнее время я не решался беспокоить Юлию. Но, если роды завершатся благополучно, мне понадобится ее помощь: хочу, чтобы она нашла время потолковать с Юлиллой.
Сам Марий полагал, что больше всего Юлилле нужна защита от неправильного воспитания. Но, с другой стороны, родительские чувства были ему дотоле неведомы. И теперь он вынужден был признаться себе: как знать, не станет ли он, сделавшись отцом, так же баловать свое дитя, как и Гай Юлий Цезарь…
– А что такое с Юлиллой? – спросил он.
– Отказывается есть, – тяжело вздохнул Цезарь.
– Долгое время нам не удавалось ее заставить есть как следует. Но последние четыре месяца стало еще хуже. Девочка теряет вес, то и дело падает в обморок. Врачи не могут понять, что с нею.
– Неужели и мне предстоят такие заботы? – испугался Марий. Вряд ли с этой избалованной девчонкой что-то серьезное. Быть с нею построже, не обращать внимания на капризы – вот самое верное лекарство от этой болезни! Но уж лучше говорить о Юлилле, чем слушать стенания Цезаря, которые могут только накликать беду.
– Хотите, чтобы Юлия выведала, что стряслось с сестрой?
– Конечно.
– Может, Юлилла влюбилась? Может, влюбилась в того, кто ей не пара?
– Чушь! – выпалил Цезарь.
– Откуда вам знать…
– Врачи эту гипотезу отвергли, я расспрашивал их.
– А вы ее расспрашивали?
– Естественно.
– Вернее было бы допросить ее служанку…
– Тут вы правы, Гай Марий.
– Она не беременна часом?
– Еще чего!
– Знаете, дорогой тесть, не стоит обращаться со мной, как с чужаком, сующим свой нос в семейные дела. Я – член семьи. Если я, плохо разбирающийся в заботах шестнадцатилетних девушек, предвижу такие возможности, то вам и подавно следует задавать себе эти вопросы. Заведите служанку к себе в кабинет и лупите ее, пока не выведаете все, как есть. Обещаю – пытки и угрозы сломят молчание!
– Что вы, как можно! – сказал Цезарь, ошеломленный самой мыслью о драконовых мерах.
– Достаточно слегка поучить ее палкой, – настаивал Марий. – Пара синяков на ягодицах и упоминание о настоящих пытках развяжут ей язык.
– Я не смогу, – повторил Цезарь.
– Что ж, поступайте как знаете. Но не надейтесь, что дознались до истины, расспрашивая только саму Юлиллу.
– Мои домашние никогда не скрывают от меня истину.
Марий так не думал, но спорить не стал. В комнату постучались.