Первый человек в Риме. Том 1

Маккалоу Колин

Но теперь германцы вернулись – опять будто бы ниоткуда. Сотни тысяч варваров наводнили Галльские Альпы, где Родан брал начало в озере Леманна. Земли, обитатели которых – эдуи и амбаррии – платили дань Риму, были захвачены германцами, высокими и бледнокожими, будто великаны из сказок, будто духи из холодной северной преисподней. Спустившись в теплую и плодородную долину Родана, германцы все крушили на своем пути; ничто живое не могло от них ускользнуть – ни человек, ни мышь; ничего не оставалось позади них – ни хлебных нив, ни лесов.

Когда вести достигли Рима, поздно было вернуть с дороги Квинта Цецилия Метелла и его войско – они уже высадились в Африке.

Таким образом, бездарный Марк Юний Силан, оставленный в Риме лишь из-за того, что здесь от него было меньше вреда, получал теперь особые полномочия. Любой консул, который пожелал бы втянуть Рим в войну, не мог рассчитывать на поддержку Сената. Силан же не скрывал, что жаждет войны. Как и Гней Папирий Карбо, он стремился скорее всего захватить обозы германцев, чьи повозки – так консулу мечталось – тяжко нагружены золотом, которое достанется ему, победителю.

Действительно, Карбо кое-что перепало. Вынудив германцев атаковать свою армию, он получил сокрушительный удар. Но варвары тут же отступили. И передвигались их летучие отряды столь быстро, что бросали обозы, дабы двигаться налегке. Карбо оставалось подобрать добро и доставить в Рим. Эти трофеи долго лежали на городских складах, ожидая своего часа. Обычные ресурсы Рима были исчерпаны в ходе подготовки к походу легионов Метелла. Тут и пригодились прежние запасы.

Набор в войско шел с трудом. Зачастую на пригодность воинов приходилось смотреть сквозь пальцы. Брали всех, кто изъявил желание. Кликнули и ветеранов, давно прозябавших в глубинке. Размеренный деревенский быт многим из них пришелся не по вкусу, они сами мечтали вырваться оттуда, несмотря на то, что уже отслужили по десять лет и были отправлены на заслуженный отдых.

Наконец, свершилось: Марк Юний Силан отправился в Галльские Альпы во главе изрядного воинства: семь легионов, большая конница из фракийцев и галлов. Май близился к концу; минуло восемь недель с того момента, как Рим узнал о нашествии – этого хватило, чтобы набрать и вооружить армию из пятнадцати тысяч человек. Только страх перед германцами помог римлянам совершить такое чудо!

– Вот оно, доказательство того, что римляне все могут, если захотят, – сказал Гай Юлий Цезарь своей жене, когда они возвращались домой, проводив легионы с виа Фламиниа.

– Да, Силаний на многое способен, – сказал Цезарь.

– А ты не верила?

– А ты разве верил? Но теперь, увидев эти шеренги, марширующие по Мульвианскому мосту… Хорошо, что цензорами сейчас Марк Эмилий Скавр и Марк Ливий Друз. Марк Скавр прав – Мульвианский мост совсем плох, не выдержит следующего наводнения. Хороши бы мы, римляне были, окажись все наши войска на южном берегу Тибра. Как бы они переправились на север? Счастье, что избрали Скавра, который дал обет укрепить мост. Замечательная личность!

Цезарь улыбнулся слегка раздраженно, но сказал, стараясь сохранить беспристрастие:

– Да, Скавр растет, будь он проклят! Шарлатан, обманщик – но как ловок! Впрочем, иной мошенник в нужный момент ценней даже честного человека. Сегодня ему можно простить все пороки. И вообще он прав – надо действительно расширять размах общественных работ, мало просто поддерживать уровень занятости. Все эти умствующие скряги из сенаторов за несколько последних лет не сделали ничего. Их заслуги не стоят бумаги, изведенной на переписку. Отдадим должное Скавру: он намерен пересмотреть некоторые статьи бюджета, которые давно уже требуют корректив. Как забыть, что он сделал для осушения болот вокруг Равенны? А его планы создать систему каналов и дамб между Пармой и Мутиной.

– Гай,

будь благоразумен! – остановила его Марция. – Зачем он намеревается обуздать Падус? Это будет ужасно! Если не армия, так хотя бы разлив Падуса мог бы преградить путь германцам.

– Ничего удивительного, – сказал Цезарь. – Разве не занятно, что придуманную Скавром программу общественных работ поддерживают прежде всего там, где у него немало клиентов, Похоже, их ряды еще и возросли – раз этак в шесть – за это время. Виа Эмилия тянется от Арминия, что на Адриатике, до Тавра, что в предгорьях западных Альп. – Триста миль дороги! И на каждом шагу – по клиенту. Триста миль вымощены клиентами, как эта мостовая – булыжником.

– Ну и пусть удача сопутствует ему, – стояла на своем Марция. – Полагаю, ты найдешь над чем посмеяться и в его отчетах о мощенье дорог на западном побережье.

– Не забудь дорогу, которая по воле Скавра должна связать Дертону с виа Эмилия, – усмехнулся Цезарь. – Вот увидишь: он еще даст всем этим дорогам свое имя. Виа Эмилия Скавр! Фу!

– Не смешно, – заметила Марция.

– Кому как.

– Бывают минуты, когда… когда мне не хочется любить тебя.

– Бывают минуты, когда и мне хочется сказать то же.

Тут появилась Юлилла. Она совсем исхудала – кожа да кости. Пытка тянулась уже больше двух месяцев. Впрочем, Юлилла умудрялась, сохраняя весьма жалкий вид, не переступать границу, за которой неминуемо следует гибель. Умирать не входило в планы Юлиллы.

У нее были другие цели: во-первых, принудить Луция Корнелия Суллу отвечать ей взаимностью; во-вторых, сломить неизбежное сопротивление семьи ее браку с Суллой. Да, она была юна – но не простодушна. И не самонадеянна: понимала, что отец сильнее ее, и есть вещи, в которых он не пойдет на компромисс. Отец может баловать ее, не жалея средств, но едва речь зайдет о выборе жениха – будет жестко стоять на своем. Если она смирится с его выбором, как сделала Юлия, отец просияет от удовольствия. Конечно, он желает ей только хорошего. Конечно, он подыщет ей такого супруга, который всю жизнь будет любить ее и трогательно заботиться о ней. Но Сулла?.. Никогда, никогда, никогда отец не пойдет на это. Плачь, умоляй, заклинай именем вечной любви, затворись в своей комнате – не поможет. Тем более сейчас, когда за ней есть приданое, около сорока талантов – миллион сестерциев! Теперь шансы Суллы и вовсе ничтожны: Сулла не сможет убедить Цезаря, что хочет жениться на его дочери ради нее самой, а не ради этих денег… Когда Сулла поймет, что хочет на ней жениться!

Ребенком Юлилла отнюдь не отличалась терпением. Теперь же оказалось, что и терпения у нее достаточно. Терпеливо, как пташка, высиживающая обманное, холостое яйцо, Юлилла шаг за шагом осуществляла свой хитрый план, понимая, что, если она и впрямь намерена добиться своего, ей следует остерегаться всех – от Суллы, которого намеревалась добыть, до Гая Юлия Цезаря, за нею надзиравшего. Она даже догадалась, какие ямы ждут саму охотницу на этой тропе. Сулла, к примеру, может жениться на ком попало или выехать совсем из Рима, или заболеть и скончаться. И делала все, что могла, чтобы этого не допустить. Своей мнимой болезнью, как копьем, она целилась в сердце мужчины, который, это она знала, не желает с нею встречаться. Откуда знала. Ну, как же: она ведь многократно пыталась увидеться с ним после того, как он вернулся в город, всякий раз встречая отпор. Пыталась, пока как-то раз среди колонн Жемчужного портика он не крикнул ей, что покинет Рим навсегда, если она не оставит его в покое.