Первый император. Сборник

Далецкий Станислав

А это мой приятель, крестьянский сын Лешка Бровкин, он отстал от отца на ярмарке и не знает дороги домой – вот мы вместе с ним и кусочничаем.

Раз вы вольные люди, то беру я тебя Алексашка и тебя Лешка в свои потешные войска: ты Лешка будешь барабанщиком, а ты Алексашка будешь при мне вроде денщика. Только служить мне добротно – иначе прикажу выпороть и прогнать прочь. На службе получите воинскую выправку, харч и жалование. Как, согласны или нет? – закончил Петр свое предложение отрокам, один из которых только что совершил с царем содомитский грех.

Алексашка, блеснув синими глазами, быстро, не

думая, ответил царю: – Конечно, согласны мы на царскую службу, только как к вам теперь обращаться, мы не знаем.

– В войске вас всему обучат: как и к кому обращаться и стрелять, и пикой и шпагой орудовать, и ходить строем, а теперь пошли за мной и никому ни слова об этом грехе на берегу реки – проболтаетесь, запорю до смерти – закончил царь и пошел к своему потешному войску своей прыгающей походкой, а за ним следом Сашка и Алешка, которые из бездомных беглецов вдруг оказались царскими служилыми и все благодаря сообразительности Сашки, оказавшему царю плотскую утеху, пусть и греховную, но вовремя.

Петр прошел в военный городок, где располагались его потешные войска, как называли Петрово воинство приближенные к царю бояре, чтобы не обозлить царевну Софью, но на самом деле эти «потешные» и числом и умением уже давно превратились в настоящее войско, пусть и не имеющего боевого опыта, но вполне готового к защите царя Петра от заговора или дворцового переворота, наподобие опричников, стоявших на защите царя Ивана Четвертого, прозванного в народе «Иваном Грозным».

Петр распорядился насчет новобранцев и ушел во дворец, сопровождаемый Федором, который следовал позади царя и в отдалении, сердито сплевывая на землю при воспоминании о содомитском грехе, только что совершенном царем в его присутствии с неизвестным холопом – судя по всему, большим пройдохой.

Так началась служба Алексашки Меншикова при царе Петре и началась она с большого греха, которому, по писанию, нет прощения и за который Господь наказал города Содом и Гоморру большим огнем, сошедшим с небес и спалившим оба города за необузданные плотские действия жителей – древних ханаан, кровным потомком которых, судя по всему, являлся и царь Петр.

Через несколько дней Алексашка был вызван к царю, который осмотрев своего нового воина, остался доволен его внешним видом и приказал ему в течение месяца обучиться началам воинского дела и потом приступить к службе при царе, всякий раз, когда Петр будет появляться в воинском городке и проводить учения своих потешных войск.

Через месяц Алексашка уже сопровождал царя во все время воинских учений, где иноземные командиры, в основном из немцев, обучали войско европейским правилам, основным из которых было умение маршировать гусиным шагом, точно таким, каким ходил сам царь Петр в силу своей несуразной фигуры.

Царь больше не домогался греховной утехи от Алексашки, но и не приближал его, держа холопа-воина вне круга своих доверенных, основным из которых был Гордон – шотландец неизвестного происхождения, которого Петр сделал генералом.

Алексашка, имея рисковый характер, решил не ждать царской милости, а самому добиться доверия Петра и однажды, когда царь Петр, с трудом взгромоздившись на коня из-за своей несуразной фигуры, поехал из Преображенского за околицу, чтобы осмотреть место, где завтра намечал провести воинские маневры, то Алексашка

незаметно вонзил острый шип в круп царского коня. От неожиданности конь понес в галоп, так что царь едва удерживался в седле. Алексашка, который был прекрасным наездником, недаром его отец был конюхом при царском дворе, пришпорив своего коня, догнал царя и схватив его коня под уздцы, повис на нем, выпрыгнув из седла. Конь Петра тут же остановился, а царь Петр, бледный от страха, сполз с коня и, подойдя к Алексашке, обнял своего спасителя, как равного себе по званию.

С этого случая Алексашка стал доверенным другом царя Петра и он не разлучался с ним целыми днями, всюду следуя в сопровождении своего денщика, которого считал своим спасителем.

Петр начал посещать Немецкую слободу, где жили иностранцы, именуемую в народе Кукуевской.

Иностранцы в Москве жили обособленно, поскольку были чужой веры, а к иноверцам было отношение плохое и даже брезгливое. Все иностранцы разделялись на немцев и басурман: немцы – это из Европы, а басурмане – это жители с Востока и к басурманам было отношение даже лучше, чем к немцам, потому что басурмане не покушались на православную веру даже при монгольском нашествии, а немцы постоянно пытались расшатать православие и совратить русских в католичество, что уже удалось сделать с Польшей, которая приняв католичество стала злейшим врагом Руси, позабыв свое славянское происхождение.

Осуждая Петра за то, что он ввел в своем войске иноземцев в офицеры, а Гордона в генералы, патриарх Иоаким писал в своем завещании: «Молю царей и Спасителем, нашим Богом, заповедываю, да возбранят проклятым еретикам-иноверцам начальствовать в их государских полках над служилыми людьми, но да велят отставить их, врагов христианских от полковых дел все совершенно, потому что иноверцы с нами, православными христианами в вере неединомысленны, в преданиях отеческих несогласны, церкви, матери нашей чужды – какая же может быть помощь от них, проклятых еретиков, православному воинству!»

Но Петр в своем потешном войске именно иноземцев поставил офицерами над солдатами, набранными из деревень и обучаемых воинскому ремеслу на иностранный манер. Первым делом эти офицеры подговорили Петра одеть всех воинов на иностранный вид: в короткие шинели, высокие сапоги, обтягивающие рейтузы и шляпы треуголки – одеяние вовсе не пригодное для московской погоды с крепкими морозами зимой и холодными дождями осенью. Но царь Петр, по видимому по зову крови, попал под влияние иностранцев, искренне полагая, что «иностранцы были умнее русских: и так надлежало от них заимствовать, учиться, пользоваться их опытом».

Петр уже посещал несколько раз Немецкую слободу, где находил радушный прием и доступных девиц, веселых и игривых, не то, что девки из царского двора, которых ему поставляла мать или которых он брал силой, выловив во дворце: они были вялые, бессильные и безответные на царские домогательства.

– Берешь девку хоть силой, хоть по согласию – они одинаково без чувств, словно мертвые, – жаловался Петр своему другу Меньшикову, которому уже дал попробовать девок после себя и Алексашка не отказался, подобно золотарю Федору, а принял царский подарок радушно, исполнив плотскую утеху прямо на глазах царя и предложив царю совершить свальный грех, вместе пользуя одну девку.