Первый Инженер Император. Новые рубежи – ІІІ

Вольт Александр

Хламники переглянулись, на их лицах появилось что-то вроде смущения.

— Да мы как-то… привыкли, барон, — пробормотал Руслан. — Чтобы не стеснять…

— Никого вы не стесняете, — отрезал я. — Вы теперь — часть Хмарского. И жить должны по-человечески. Тем более, что работы впереди непочатый край. Все здоровые мужчины, кто уже может работать, — я обвел взглядом Олега, Мишу и тех, кто уже пришел в себя после плена, — с завтрашнего дня присоединяются к моим крестьянам. Будем вместе восстанавливать те домики, что у сада. Готовить их к зиме. А также —

лес валить, дрова заготавливать, территорию расчищать. Дел хватит на всех. То же самое касается и моих людей. Никто без дела сидеть не будет.

— Да ясен-красен, Саш, — кивнул Иван, его лицо снова стало серьезным. — Займемся. Мы не привыкли нахлебниками быть.

— Да я и не сомневаюсь, Вань, — улыбнулся я. — Но в дом чтоб перебрались. Что я с вами об этом уже который раз, пятый, наверное, обсуждаю? Чтобы до завтрашнего вечера! — я выразительно посмотрел на каждого из них. — Это приказ барона.

Иван усмехнулся и протянул мне руку.

— Будет исполнено, Ваше Благородие.

Я крепко пожал его ладонь.

— Вот и славно. Ну, все, тогда хорошего вам вечера. Отдыхайте.

— И вам доброй ночи, барон! — донесся до меня вразнобой гомон со всех сторон.

Я вышел из помещения, чтобы дать им возможность обсудить переезд и распределить комнаты, как вдруг за спиной раздался тихий, но настойчивый женский голос:

— Барон… Александр… можно вас на пару слов?

Я обернулся. У входа в сарай, чуть в стороне от остальных, стояла Иша. Я удивленно приподнял брови, явно не ожидая ее услышать.

— Что-то случилось? Кому-то плохо?

— Н-нет… — замялась она. — Можем пройтись?

Глава 12

— Да, конечно, — ответил я, чувствуя легкое, но вполне объяснимое недоумение. Что такого срочного могло понадобиться Ише, что она не могла сказать при всех или хотя бы подождать до утра? Впрочем, спорить не стал. Иногда женщинам нужно выговориться, а лучшего слушателя, чем мужчина, который умеет молчать, и не придумаешь.

— Идемте, — сказала Арина, и, не дожидаясь моего ответа, развернулась и пошла в сторону от общего лагеря, туда, где начинался расчищенный нами пролесок, ведущий к реке.

Я молча последовал за ней. Мы шли в тишине, нарушаемой лишь шелестом травы под ногами да стрекотом запоздалых цикад. Солнце уже почти скрылось за горизонтом, окрашивая небо в глубокие фиолетовые и индиговые тона. На землю медленно опускались сумерки, окутывая поместье мягкой, бархатистой дымкой. Воздух был прохладным, пахло влажной землей и горьковатой осенней листвой.

Пролесок встретил нас густым, почти осязаемым сумраком. Здесь, под плотным пологом деревьев, было темнее, чем во дворе, и я едва различал силуэт Иши, идущей впереди. Она двигалась уверенно, не спотыкаясь, словно знала эту тропинку наизусть, хотя я был уверен, что днем она здесь не бывала. Возможно, ее знахарские инстинкты вели ее, или просто женская интуиция подсказывала дорогу.

Мы вышли на небольшую поляну, где лес расступался, открывая вид на реку, тускло

поблескивающую в свете восходящей луны. Тишина здесь была почти абсолютной, лишь изредка слышался плеск воды да далекий крик ночной птицы.

Иша остановилась у самой кромки воды, спиной ко мне, глядя на темную, текучую гладь. Ее силуэт четко вырисовывался на фоне светлеющего неба — тонкий, почти хрупкий, но в нем чувствовалась какая-то внутренняя сила, напряжение, как у натянутой тетивы.

— Так о чем ты хотела поговорить? — спросил я, нарушая затянувшееся молчание. Я подошел и встал рядом, тоже глядя на реку.

Иша молчала. Ее плечи были напряжены, руки сцеплены перед собой. Я видел, как она глубоко вдыхает, словно собираясь с духом.

— Барон… — начала она, голос ее был тихим, чуть дрожащим. Она запнулась, словно комок встал в горле, не давая выговорить слова.

В моей голове тут же всплыли слова Маргариты. Тот самый разговор, когда она, прочитав мысли Иши, сказала мне, что я ей небезразличен. А потом — тот ее порывистый, почти невесомый поцелуй в щеку, когда я вернулся из разведки с яблоком.

Я тогда списал это на переизбыток эмоций, на облегчение, на благодарность. Но сейчас, глядя на ее напряженную спину, на то, как она теребит край своего платья, я начал понимать, что все было… сложнее.

— Да? — спросил я мягко, стараясь не спугнуть ту хрупкую решимость, которую она, видимо, так долго собирала.

Арина резко развернулась. В полумраке ее глаза казались темными, бездонными, но в их глубине я увидел отблеск лунного света и… что-то еще. Смесь страха, надежды и отчаянной смелости. Она шагнула ко мне, сокращая расстояние, и осторожно, почти робко, взяла меня за руки.

Ее пальцы были холодными, но ладони — сухими и на удивление сильными для такой хрупкой на вид девушки. Касание было совсем не таким, как тот порыв у лазарета. Тогда — эмоции, сейчас — осознанное, обдуманное действие.

— Я знаю, что у вас с госпожой Долгоруковой… отношения, — начала она, голос ее все еще дрожал, но в нем уже появились твердые нотки. Она смотрела мне прямо в глаза, не отводя взгляда. — Но… вы… вы же…

Она снова запнулась, слова застряли у нее в горле. Я видел, как тяжело ей дается это признание.

— Смелее, — я мягко сжал ее пальцы, стараясь передать ей немного своей уверенности. — Я не кусаюсь. По крайней мере, не сегодня, — добавил я с легкой усмешкой, пытаясь разрядить обстановку.

Она несколько секунд молчала, ее грудь тяжело вздымалась. Затем она глубоко вдохнула, словно собираясь нырнуть в ледяную воду, и тяжело, почти со стоном, выдохнула.

— Вы мне нравитесь, барон. Очень. Давно.

Я не стал делать удивленное лицо. Не стал изображать непонимание. Это было бы нечестно по отношению к ней, да и к самому себе.