Первый Инженер Император. Новые рубежи – ІІІ
Шрифт:
Молодость, что с нее взять.
Я ответил ей, обнимая в ответ, чувствуя под ладонями гладкую, прохладную кожу ее спины. Мир сузился до этого пруда, до лунного света, дрожащего на воде, до вкуса ее губ и тепла тела, прижимающегося ко мне.
Поцелуй был долгим, полным невысказанных чувств и скрытой страсти. Когда я ненавязчиво убрал губы, мы несколько секунд смотрели друг от друга. Иша смотрела на меня своими огромными, темными глазами, в которых плескалась надежда и что-то еще, похожее на вызов.
Я мягко отстранил ее, но продолжал держать за плечи, глядя ей в глаза.
— Арина, — голос мой
Девушка тяжело вздохнула, ее плечи опустились. Она снова прижалась ко мне, уткнувшись лицом в мою грудь. Ее тело мелко дрожало.
— Я так устала… — прошептала она, голос ее был полон надрывной тоски. — От всего, что происходит… от этой вечной борьбы, от страха, от потерь… Но хорошо, что хоть всех наших вывели. Я… я очень по ним скучала. Каждую ночь видела их во сне… живыми…
— Знаю, — спокойно ответил я, поглаживая ее по мокрым волосам, по затылку. Я чувствовал, как напряжение покидает ее тело, уступая место простой человеческой усталости и потребности в тепле, в защите. — Все будет хорошо, Арина. Мы справимся. Вместе. А теперь давай выходить, мне не хватало, чтобы ты еще простудилась на этом ночном купании. Кто тогда всех наших лечить будет, а? Если наш главный знахарь сам сляжет с горячкой?
Она тихо рассмеялась, ее смех был немного надрывным, но уже без прежней тоски.
— Ты прав, барон. Негоже лекарю болеть.
Мы вылезли из воды. Прохладный ночной воздух тут же окутал мокрое тело, заставляя поежиться. Я деликатно отвел взгляд, делая вид, что рассматриваю луну, отражающуюся в пруду, но краем глаза все же отметил, что пусть Арина и была худовата, даже измождена пережитым, но под мешковатыми походными вещами действительно скрывалось очень стройное, пропорционально сложенное тело. Узкая талия, округлые бедра, высокая грудь… Лунный свет выхватывал изгибы ее фигуры, превращая ее на мгновение в мраморную статую.
Она быстро натянула свое простое платье, я — штаны и рубаху. Мы шли обратно к поместью молча, но эта тишина была уже другой. Не напряженной, не выжидательной, а… наполненной чем-то новым. Недосказанностью, да. Но и пониманием. И, возможно, началом чего-то… большего.
У самых дверей господского дома, там, где начинался освещенный двор, мы остановились.
— Спасибо, барон, — сказала она тихо, не поднимая глаз. — За… за все.
— Это тебе спасибо, Арина, — ответил я так же тихо. — За смелость. И за то, что не побоялась быть собой.
Она быстро подняла на меня взгляд, в ее глазах мелькнула улыбка, и, не говоря больше ни слова, скользнула в тень коридора, ведущего к женским комнатам.
Я постоял еще немного, глядя ей вслед. Затем тяжело вздохнул и направился в свои покои. Ночь была долгой, насыщенной событиями и эмоциями. Завтра предстоял
Уже лежа в кровати, я долго не мог уснуть, прокручивая в голове события вечера. Иша… Маргарита… Политика, магия, инженерные планы… Голова шла кругом. Но сквозь этот хаос мыслей все четче проступало одно — я здесь не один. Вокруг меня собирались люди. Разные, со своими страхами, надеждами, талантами. И вместе… вместе мы действительно могли изменить этот мир.
С этой мыслью я и провалился в глубокий, мертвый сон, думая о грядущей ярмарке, которая должна была стать символом нового союза, и о том, какой герб действительно стоит изобразить на общем имперском стяге. Грифон и волк… А может, что-то еще? Что-то, что будет символизировать не только силу и мудрость, но и…
…
…
…прогресс?
Глава 13
Поле, еще недавно пустовавшее между Великим Новгородом и Старой Руссой, теперь напоминало разбуженный муравейник. Яркое осеннее солнце щедро заливало его светом, играя на разноцветных полотнах шатров, на блестящих лентах, развевающихся на ветру, на позолоте резных столбов, поддерживающих помост, где восседали два царя.
Ярмарка! Большая, шумная, разноголосая — такая, какой этот мир, наверное, не видел уже много десятилетий, если не столетий.
Я стоял чуть поодаль от основного скопления народа, у края поля, где начинался редкий перелесок, и с легким умиротворением взирал на это буйство жизни. Воздух был наполнен тысячей запахов: дым от костров, на которых жарилось мясо, аромат свежеиспеченного хлеба и медовых пряников, терпкий дух раздавленных ягод и хмельной браги, смешивающийся с запахом сена, дегтя и конского навоза.
Десятки, если не сотни, палаток раскинулись по всему полю. Торговцы, съехавшиеся из обоих городов и окрестных деревень, на все лады расхваливали свой товар. Здесь было все, чем богата была эта земля: румяные яблоки и тугие кочаны капусты, пузатые тыквы и мешки с зерном, копченая рыба и вяленое мясо.
Глиняные горшки и деревянные ложки, расшитые полотенца и груботканые холсты, кованые ножи и детские свистульки. Народ гулял, смеялся, торговался, приценивался.
Мужики в праздничных рубахах, подпоясанные кушаками, степенно прохаживались между рядами, обсуждая виды на урожай и цены на скот. Женщины в ярких сарафанах и платках выбирали ленты, бусы, приглядывались к посуде.
Дети с визгом носились по полю, играя в догонялки или запуская самодельных воздушных змеев, неуклюже трепыхавшихся на ветру.
Где-то в центре ярмарки надрывались скоморохи, выряженные в пестрые одежды, их шутки и прибаутки вызывали дружный хохот толпы. Рядом силачи в кожаных безрукавках демонстрировали свою удаль, поднимая огромные камни или гнули на спор подковы, предлагая всем, кто не верит — попробовать собственными руками согнуть прежде самим.
Чуть поодаль раздавался звонкий смех — там, видимо, шли кулачные бои, излюбленное развлечение простого люда. А из разных концов поля доносились звуки музыки: то зальются переливами гусли, то зазвенят струны балалайки, то затянет заунывную песню волынка, а то и вовсе грянет целый ансамбль с трещотками, бубнами и деревянными ложками. Даже изредка доносился звон маленького треугольника.