Первый из первых или Дорога с Лысой горы
Шрифт:
Старший из римлян им не поверил, и солдаты их стали бить. Всех. Женщин тоже. Били сильно, но те твердили свое. Тогда старший из римлян приказал обезглавить одного из калек.
— Нет! Нет! Он ничего не знает! — кричала Мария.
Но калека от боли, наверное, впал в помешательство. Он хохотал и плевался в солдат, и повторял, что не скажет им, где Вар-Равван, пусть с ним делают, что угодно. Его оттащили чуть в сторону и обезглавили. А голову, продолжавшую корчить гримасы, бросили в пыль на дорогу. Старший из римлян же пригрозил, что обезглавит
Тут Мария сказала, что отведет их туда, где прячется Вар-Равван. Но сначала пускай отпустят двух женщин и плакавшего калеку.
Римлянин согласился. Калеке и женщинам было приказано убираться.
А Марию посадили на лошадь к одному из солдат, и отряд уехал из Ен-Герше.
— Мы послали за ним двух мальчишек, — продолжал безнадежно Магиш. — Они вернулись вот только что и сказали, что Мария уводит римлян к пустыне. Те уже заподозрили что-то неладное. Потому что стаскивали Марию с лошади и били, заставляя признаться, что она их обманывает и уводит подальше от места, где скры вается Вар-Равван. Но Мария стоит на своем. И римляне углубляются в степь…
Вар-Равван принял решение.
— Вы дадите мне лошадь? — спросил у Магиша.
— Что вы хотите делать? — глядя в землю, раввин ломал в руках тонкий прутик.
Вар-Равван посмотрел на море, с которого дул непривычно прохладный ветер. Море катало волны. Равнодушно. Он знал, что когда-нибудь это случится. Он знал, что погоня его настигнет. И был готов, что его убьют. Его. Но не других же из-за него!
— Я должен догнать их, — сказал он твердо.
— Нет! Не надо! — раздалось со всех сторон. Мудрый Магиш покачал головой:
— Это правильно… Ваше сердце не может быть равнодушным к тому, что кого-то обрекают на смерть из-за вас. Но давайте подумаем…
— Я подумал. Вы дадите мне лошадь?
— Разумеется, лошадь найдется…
— Тогда давайте не тратить времени, — резко и холодно произнес Вар-Равван. — Хватит калеки, погибшего за меня!
Магиш усмехнулся:
— Да, жаль его… И жаль эту женщину, эту Марию… Вы ее не спасете, даже если отдадите себя в руки римлян. Они убьют ее все равно. Чтобы она не рассказала о том, как погиб Вар-Равван. Создавать вам ореол погибшего мученика им ни к чему. Они пустят слух, что вы отреклись от всего, что проповедовали людям, что вы взяли их деньги и уехали из Иудеи. Им так будет гораздо выгоднее…
— Но ведь Мария…
— Да, я знаю, — не дал ему говорить Магиш. — Она мне все рассказала. Мы беседовали с ней очень долго. И когда приехали римляне, я прятал Марию и ее людей. И мы вместе решили, что им надо спрятаться так, чтобы их нашли. А когда их найдут, она согласится будто бы показать римлянам дорогу к вам. Мы только не предусмотрели, что солдаты убьют калеку. Жаль его. Но, выходит, судьба.
Здесь, у моря, в порывах непривычно прохладного ветра, Вар-Раввану стало душно. Он задохнулся. Его словно ударили по голове медным щитом. И поэтому он не сразу заговорил…
— Значит, —
— Вот именно, — печально сказал Магиш. — Все решено… Я, конечно, могу дать вам лошадь и дать мальчишку. Он покажет дорогу. Но как же люди? Люди, которым нужны вы живым. Как они?.. Поймите, досточтимый Вар-Равван, себе вы не принадлежите. И не имеете права бездумно, по порыву души распоряжаться собой.
— Вы хотите сказать, что я должен спокойно смотреть, как из-за меня убивают людей? Ни в чем не повинных? Людей, которые меня любят?
— Тех, кто ненавидит вас, убивать из-за вас не будут. Никогда… А тех, кто вас любит, будут преследовать, мучить и убивать, даже когда вы умрете. Так уж устроен мир. Доброе слово рождает добро в сердцах, но отзы вается злом в поступках.
Вар-Равван молчал. Он понимал, что Магиш говорит все правильно. Но в сердце кипела кровь, и разум туманился.
Мария… Нет, нет!
— Я должен догнать их, — сказал он упрямо.
— Ладно, — кивнул обреченно Магиш. — Пойдемте.
В Ен-Герше Вар-Раввану дали лошадь и двух мальчи шек. Люди вокруг старались на него не смотреть. А Магиш был мрачен и молчалив. Когда Вар-Равван сел на лошадь, Магиш протянул ему нож. Длинный, широкий и с деревянного ручкой.
— Это нож из синагоги. Для жертвоприношений, — пояснил он, не глядя в лицо Вар-Раввану. — Живыми им не отдавайтесь. Они увезут вас в Ершалаим и будут там истязать. Не вытерпев боли, вы можете согласиться на все, что они предложат. А это страшнее смерти. Поэтому лучше, освободив Марию, умрите…
Взяв нож, Вар-Равван тронул лошадь, а впереди побежали мальчишки. Он ехал, то вглядываясь в степь, то посматривая на нож. Для жертвоприношений. Вот он и стал жертвою собственной жизни. А как по-другому? По-другому и не бывает. Недалеко от деревни мальчишки свернули с дороги на юг, в степь. Вар-Равван направил лошадь за ними.
…Широкий и острый. И тусклый… Он, должно быть, так потускнел от невинной крови, которой умыт был неоднократно. Теперь он умоется и его теплой кровью. Невинной ли? Если уже погиб человек за него, то невинен ли он?..
После полудня, когда солнце прогрело воздух, и ветер забыл о прохладе, мальчишки обнаружили место, где по лошадиным следам отчетливо было видно, что солдаты повернули на северо-запад и поскакали отсюда галопом. Ничего говорившего о расправе над женщиной ни мальчишки, ни Вар-Равван не нашли.
— Они забрали ее с собой, — снизу смотрел на него один из мальчишек. — Куда мы направимся дальше? За ними?
Выбора не было. Солдат ему не догнать.
— Возвращаемся, — вглядываясь в безмолвную степь, сказал Вар-Равван…
Встречать их выбежала вся деревня.
Люди кричали «Славься! Славься!», обнимали друг-друга и целовались.
Даже мудрый Магиш не сумел удержаться от смеха. Радостного и по-мальчишески звонкого. Он поддержал Вар-Раввана, когда тот спускался с лошади, а потом, обняв его крепко, сказал: