Первый линзмен
Шрифт:
Сэммз сел, затолкнул капсулу в ноздрю и вдохнул.
Его руки безвольно упали на крышку стола, пальцы сжались в кулаки, под кожей обозначились туго натянутые сухожилия. Лицо побелело, челюсти сжались; тело напряглось, словно в смертельной агонии. Сердце яростно колотилось, дыхание перехватывало.
Это был "мышечный спазм", так однозначно характеризующий тионит; каменная неподвижность, сопровождавшая мысленное удовлетворение любой фантазии, любого желания.
Галактический Патруль сделался для него реальностью, силой, распространившейся
Он также видел сцены и делал вещи, о которых лучше всего умолчать; каждое его желание - умственное или физическое, открытое или глубоко подавленное, благородное или низкое - каждое желание, которое Вирджил Сэммз когда-либо имел, было полностью удовлетворено. Каждое!
Пока Сэммз находился в этой неподвижности, в абсолютном экстазе на грани между жизнью и смертью, открылась дверь, и в комнату вошел сенатор Морган.
Геркаймер украдкой взглянул на него, когда тот повернулся - с почти мгновенно подавленным проблеском вины в ясных и чистых карих глазах.
– Приветствую вас, шеф. Рад вас видеть… А вот это зрелище мне радости не доставляет, - он кивнул в сторону Сэммза.
– Неужели? Вы хотите сказать, что разлюбили свои садистские опыты?
– сенатор уселся рядом со столом секретаря и стал раздраженно барабанить по крышке стола.
– Не думаю, что это было необходимо.
– Но надо же проверить… - начал Геркаймер, но вдруг лицо его исказилось, и он выкрикнул:
– До чего же я ненавижу всю эту чертову семейку!
– Вот она, истинная причина, - спокойно произнес Морган; лицо его разгладилось, пальцы перестали барабанить по столу.
– Гнев накапливается. Вы не в состоянии обломать эту девчонку и не можете побаловать себя зрелищем, как с нее живьем сдирают кожу - вот у вас и появилась аллергия на всех ее родственников. Вполне понятные чувства, только я хочу предупредить вас кое о чем, - в негромком бесстрастном голосе сенатора явно прозвучала угроза.
– Если вы не перестанете смешивать ваши личные амбиции с делом и держать свои садистские наклонности под контролем, вы пожалеете об этом. Никто не допустит, чтобы подобное произошло еще один раз.
– Этого не произойдет, шеф. Простите, я сорвался… С кем не бывает! Он просто взбесил меня!
– Ну разумеется - именно этого он и добивался. Более чем элементарно. Однако, внимание - он приходит в себя.
Мышцы Сэммза расслабились. Он открыл пустые глаза, потом, когда сознание случившегося пронзило его, он снова закрыл их; по телу пробежала медленная дрожь. Каждая клеточка, каждый нерв трепетали, вопили, требовали - еще, еще, еще! Его разум был охвачен всепоглощающим желанием снова и снова испытать то предельное возбуждение, которое подарил ему чудовищный препарат.
На столе прямо перед его глазами лежала еще одна порция зелья,
Она может убить? Подумаешь! Что такое, в конце концов, смерть? Разве существует в жизни большее наслаждение, чем то, которое он только что испытал, и повторение которого снова так близко?
К тому же, кому в голову пришла столь идиотская мысль, что тионит может убить его, Вирджила Сэммза?! Его, сверхчеловека, - только что он доказал это!
Сэммз с трудом размял затекшие мышцы и потянулся за капсулой - и это движение, столь незначительное и слабое, оказалось спасительным; его было достаточно, чтобы Первый Ленсмен Вирджил Сэммз вновь начал контролировать свои действия.
Однако страстная тяга не уменьшилась; скорее, она даже возросла.
Пройдут долгие месяцы, прежде чем Сэммз сможет думать о тисните - и даже просто о предметах с пурпурным оттенком - без того, чтобы у него не перехватывало дыхания и непроизвольно не напрягались мышцы. И годы пройдут, пока он сможет забыть то, что произошло с ним у этого стола, в этой комнате; годы - пока он не загонит эти воспоминания в самые темные глубины своего разума.
Он вдруг понял, что может произойти непоправимое, и это придало ему сил. Пальцы Сэммза уже дотянулись до капсулы, но вместо того, чтобы схватить ее, он резким движением толкнул наркотик по гладкой поверхности стола в сторону Геркаймера.
– Убери-ка отсюда эту гадость, приятель! Еще одна попытка может стать последней в моей жизни, - затем он обернулся в сторону Моргана и произнес:
– Вряд ли сам когда-нибудь проходил подобную проверку - я-то уж ему, во всяком случае, не поверю ни на грош.
С заметным усилием секретарю удалось сдержать язык за зубами, однако Морган на этот раз не промолчал.
– Что-то вы разговорились, Олмстед. Можете встать? Крепко ухватившись обеими руками за крышку стола, Сэммз с огромным трудом поднялся на ноги. Стены комнаты вращались словно в бешеной карусели, причем каждая вещь и каждый предмет непостижимым образом кружился по своей собственной, совершенно непредсказуемой траектории; голова раскалывалась от невыносимой боли, с каждым мгновением угрожая превратиться в готовую к взрыву бомбу; перед глазами плавали странные черные и белые пятна, мелькали разноцветные радужные сполохи. Он с усилием оторвал одну руку от стола…, потом другую…, и рухнул обратно в кресло.
– Еще не совсем, - ответил он, стиснув зубы. Сенатор Морган, хотя пытался скрыть это, был поражен - не тем, что подопытный упал в кресло, но тем, что он вообще смог приподняться свое тело хотя бы на дюйм. Назвать его "тигром" - значило не сказать ничего: этот Олмстед на семь восьмых был настоящим динозавром!
– Обычно людям требуется несколько минут, чтобы оправиться от шока, - заметил Морган, - одним больше, другим - естественно, меньше. Но что привело вас к выводу, что Геркаймер не подвергался такой проверке?