Первый особого назначения
Шрифт:
Моряк оглядел притихших ребят таким сияющим лучистым взглядом, словно только что вышел из маленького кубрика подводной лодки на ветровой морской простор. Он вздохнул глубоко, всей грудью, будто разом хотел вдохнуть в себя все громадное синее небо — вместе с облаками, с птицами и с самолетом, который летел куда-то с громким уверенным рокотом.
— Андрей всего лишь секунду дышал, — заговорил он снова, продолжая рассказ. — И так страшно было расстаться с той спасительной трубкой!.. Но рядом лежал без сознания его друг. Друг, который пожертвовал для него собственной порцией кислорода!.. Вот тогда-то
— А потом? Что потом? — взволнованно перебил его Костя, наверно боясь, что моряк снова задумается.
— Потом? — переспросил моряк. — Потом услышали матросы такой звон, будто бы кто-то швырял горстями дроби в стальную обшивку корабля. Это подводную лодку нащупывала гидроакустическая станция. И вскоре хлынул по шлангам воздух, морской воздух, соленый… И дышали мы, дышали вовсю!..
— Вы? — спросила Таня и широко раскрыла глаза.
— Ну там, в лодке, — смутился моряк. — Что получилось-то? Оказывается, на море шторм разыгрался. Аварийный буй сорвало. Спасательное судно около часа кружило над местом аварии. А экипаж лодки и не знал, что наверху — шторм. Под водой-то ведь штормов не бывает. Там — вечный покой…
Вдруг моряк замолчал и выпрямился. Он медленно поднялся со скамейки, и на его губах появилась улыбка, взволнованная и как будто даже немного виноватая.
— Мама… — прошептал он и повторил уже громче: — Мама!
Через двор, наискосок, шла худощавая пожилая женщина. Прядки седых волос выбивались у нее из-под ситцевого платочка. Она остановилась, услышав голос, и стала озираться так беспомощно, словно перед нею вдруг расступилась земля и она не знала, как ей перебраться через неожиданную пропасть…
— Мама! — крикнул моряк и шагнул к ней, протягивая руки.
И она, растерянно поправляя волосы дрожащими пальцами, побледнев, должно быть, от радости, шептала, чуть шевеля губами:
— Андрюша… Андрюшенька…
Глава третья
На следующий день Степка с утра побежал во двор, надеясь встретить сына Лидии Захаровны — Андрея Голубева. Но моряк, очевидно, еще спал. А может быть, не выходил потому, что хотел побыть дома, с матерью, которую не видел целых три года. Три года!.. За это время Степка успел вырасти почти на полметра и закончить четвертый, пятый и шестой классы… Далека дорога от Тихого океана до их городка. И служба на флоте, на подводной лодке, тоже штука не простая.
Сидя на скамеечке, где вчера ребята слушали рассказ моряка, дожидаясь, не появится ли он во дворе, Степка задумался. Интересно, где они теперь, два друга — Андрей и Иван? Крепка ли по-прежнему их дружба? А может быть, этот Андрей, моряк, сын Лидии Захаровны, рассказывал о себе?.. И как она начинается, настоящая дружба? Так же, как началась она у него, у Степки, с Таней Левченко? Или так, как начиналась когда-то с Костей? Ах,
Через двор прошла от ворот с плетеной хозяйственной сумкой в руке Лидия Захаровна. Не пошла на работу. Должно быть, взяла отгул. Подойти к ней Степка не решился. Зато почти тотчас же, как только Лидия Захаровна скрылась в подъезде, во двор прошмыгнули Мишка Кутырин и Женька.
— Не выходил еще? — спросил Зажицкий, присев рядом со Степкой на скамейку.
— Нет, — покачал головою Степка, догадавшись, что Женька спрашивает о моряке.
Вслед за Женькой и Мишкой во двор стали собираться остальные ребята. Пришли Таня и Оля, за ними — Костя; последним прибежал запыхавшийся Пончик.
— Не выходил? — спросил и он.
— Выходил, — ответил Зажицкий. — Увидел, что тебя нет, и говорит: «Как только Пончик придет, сразу палите из пушек, чтобы я знал».
Вовка обиженно надул губы, тоже присел на скамеечку и вытащил из кармана бутерброд с колбасой.
В ожидании приятели тихонько спорили. Поводов для споров было много. Останется ли моряк жить в этом доме или переедет снова с матерью на свою прежнюю квартиру; выйдет сегодня или нет; и, конечно, — главное: о себе или о другом каком-нибудь Андрее он рассказывал вчера. Но в этом вопросе все сходились на том, что моряк рассказал о самом себе.
Новый жилец так и не вышел в этот день из дому. А может быть, и выходил. Только никто из ребят его не видел. А на другой день утром, когда Степка допивал за завтраком чай, у входной двери кто-то позвонил два раза. «Почтальон! — решил Степка. — Телеграмма!..» Он выскочил из-за стола и, как был, в майке и трусиках, кинулся отворять. Будто нарочно, заело замок. Наконец язычок замка щелкнул, дверь распахнулась, и Степка увидел на пороге моряка. Он был все в той же военно-морской форменке, в тех же черных суконных брюках, по-флотски чуть расклешенных книзу, в тех же начищенных до блеска башмаках. Только не было при нем ни чемоданчика, ни бушлата, ни бескозырки, и синий воротник с тремя полосками по краю он отпорол.
— Насилу тебя отыскал, — сказал моряк, входя в прихожую. — Расспрашивал полчаса в квартире. Дело есть. На улицу собираешься?
Озадаченный Степка смотрел на него, растерянно моргая глазами.
— Я сейчас! — спохватился он, вспомнив, что стоит перед моряком в одних трусиках и в майке. — Сейчас выйду. Оденусь только!
— Ну ладно, — кивнул Андрей. — Я тебя на скамеечке подожду.
Допивать чай Степка так и не стал. Торопливо натягивая рубашку и брюки, он с недоумением раздумывал, какое у моряка к нему может быть дело. Не прошло и двух минут, как он уже кубарем скатывался по лестнице во двор.
Моряк ждал, сидя на скамеечке у забора.
— Молодец, быстро, — похвалил он Степку. — Как по боевой тревоге. Ну, садись, потолкуем.
Степка сел, поглядывая на Андрея с любопытством.
— Понимаешь, дело какое, — начал моряк, сконфуженно потирая подбородок. — Требуется срочный совет. Влип я тут в одну историю. Зашел вчера около трех в ЖЭК насчет прописки…
«Так, значит, он все-таки выходил вчера из дому, — промелькнуло в голове у Степки. — Около трех… Как раз в обед…»