Первый особого назначения
Шрифт:
Тихон Фомич не работал. Он похаживал по комнате, наблюдал за работой ребят и изредка давал советы.
Получаса не прошло, а Степка уже так наловчился сдирать обои, что они отставали от штукатурки целыми длинными полосами. Ладилось дело и у Тани, и у Оли, и у Женьки. До обеда ребята успели очистить от обоев все восемь стен — и в большой комнате и в кладовке: так все стали называть комнатушку, где хранились мешки, пакеты и банки с краской.
Время пролетело незаметно. Все удивились, когда Андрей сказал:
— Пора на обед. Уже два часа.
Тихон Фомич, услышав, что настала пора обеда,
— Ну, я пойду. В четыре, что ли, зайти? Или уж до завтра подождем?
— Зачем до завтра? После обеда! — загалдели ребята.
— Значит, в четыре, — кивнул Тихон Фомич. Потом пощипал бородку и негромко спросил у Андрея: — А вы, извиняюсь, как же работаете — по наряду какому или за наличные?
— Мы, Тихон Фомич, работаем добровольно, без всякой платы.
— Без платы? — старичок явно был озадачен, — Ну да, ну да, — торопливо закивал он. — Понятно. Добровольцы, значит. — И все-таки снова спросил с недоверием: — Задание, что ли? По пионерской линии?
— И задания нам не давали, — ответил Андрей. — Сами взялись. — Он подмигнул ребятам, — В честь пионерской двухлетки.
— Ну да, ну да… — опять закивал Тихон Фомич. — Понимаю. — Он снова пощипал бородку. — Вы это скажите ребятам, чтобы переоделись. Похуже что-нибудь надели… А то как начнем белить… А я после обеда, значит, купоросцу принесу. У меня купоросец свой, особый сорт…
Андрей вытер руки о тряпку, помахал ими в воздухе, чтобы просохли, и оторвал лоскуток от обойного листа. Достав из кармана карандаш, он что-то написал на бумаге и сказал:
— Так вы, братки, оденьтесь после обеда попроще. А то хорошие рубашки да штаны мелом выпачкаете — дома попадет. Ну, а теперь до четырех обедать и отдыхать!
Когда ребята шумной ватагой высыпали из красного уголка, моряк прикрепил на гвоздике, торчавшем в дверной доске, записку. «Собираемся в четыре, — было нацарапано на бумаге. — Ушли на обед». Вероятно, эта бумажка была предназначена для Кости, Мишки и Олега, чтобы они не удивлялись, если вернутся и найдут дверь запертой.
Глава пятая
Вовка прослонялся без дела до самого обеда. Пошел было к монастырю, на пруды, но с полдороги вернулся — одному идти расхотелось. В раздумье постоял он перед черным входом в подвалы. Лезть туда без ребят было страшновато. Половина дня прошла в удручающей скуке, и после обеда Пончик остался дома. Из окна он видел, как торопливо прошагали куда-то Олег и Костя. В руках они несли толстые связки газет. Если бы вместо Олега с Костей шел кто-нибудь другой — Женька, Степка или Мишка Кутырин, Пончик непременно окликнул бы их из окошка. Но показываться на глаза Треневичу ему не хотелось. Проводив ребят тоскливым взглядом, Вовка вздохнул, достал с этажерки книгу и улегся на диван.
Больше всего на свете Пончик любил читать книжки про шпионов, как они скрываются, стараясь перехитрить советских пограничников, и как их все равно в конце концов ловят. Но сейчас у него под рукой
Ему не читалось. Герои легенд сражались с богами, убивали разных драконов, умирали сами. Все это показалось Пончику скучным. Его заинтересовал только рассказ о храбром Тесее, который вздумал убить чудовищного полубыка-получеловека — Минотавра. Минотавр этот жил в запутанном лабиринте. Никто не отваживался проникнуть туда, потому что назад выбраться было невозможно. А Тесей решился. Он взял с собой клубок ниток и конец клубка прикрепил у входа в лабиринт. Он шел, а клубок разматывался, и когда смелый Тесей победил Минотавра, он отыскал выход по нитке.
Вовка прочитал легенду и задумался. Надо было бы попробовать вот так же походить по подвалам с кем-нибудь из ребят. При помощи катушки ниток, пожалуй, можно забраться в самые дальние коридоры, где ни сам Вовка, ни другие ребята еще не бывали.
Вспомнив о ребятах, Вовка снова вздохнул.
Время тянулось медленно. Равнодушно тикали часы. Мама вымыла на кухне посуду, вошла в комнату и, увидев сына, который лежал на диване, испуганно всплеснула руками.
— Вовочка, ты, наверно, заболел! Сейчас же поставь термометр.
От скуки Вовка не стал спорить и послушно сунул себе под мышку градусник. Дожидаясь, когда пройдет десять минут, Вовка размышлял, что будет, если взять да и перестать ненадолго дышать. Изменится температура или нет? А если, наоборот, дышать часто-часто, как дышат собаки в жару?.. Он задерживал дыхание, потом принимался дышать учащенно, но температура все равно оказалась нормальной — тридцать шесть и шесть. Мать, пожав плечами, встряхнула градусник и стала одеваться. Она сказала, что на полчаса сходит к соседке, Федосье Дмитриевне.
В окна вползали голубоватые сумерки.
Пончик не выдержал и вышел во двор. Громадная рыжая луна выглядывала из-за крыши соседнего дома. Ей, наверно, тоже было тоскливо бродить по небу одной-одинешеньке. Пустынно. Звезды далеко. Только и развлечение, когда мимо пронесется какой-нибудь метеор или советская ракета…
Двор был пуст. Пончик побрел на улицу, надеясь встретить кого-нибудь из ребят. Но и на улице никого из них не было. Постояв немного у ворот, Вовка зевнул, поежился и пошел домой.
Проснувшись на другое утро, Пончик ощутил ту же одуряющую тоску, которая так цепко держала его, не отпуская, весь вчерашний день. Он почувствовал ее сразу, как чувствуют, просыпаясь и еще не открывая глаз, что на улице пасмурно и моросит дождь. И хотя солнце сияло в голубом небе, хотя в окна врывался бодрый шум проснувшегося города, ощущение тоски не проходило. Он вспомнил, как вчера прибежал к нему Степка, как стащил с него одеяло, как он со всех ног кинулся к Степке во двор, надеясь, что дело, для которого всех собирает моряк, окажется каким-нибудь интересным… Интересным? А почему же нет? Наверно, это очень весело — белить потолки и оклеивать стены. Можно взять да измазать краской кому-нибудь нос… Или приклеить к спине какую-нибудь нарисованную рожу, чтобы другие посмеялись… Конечно, не себе, а кому-нибудь еще — Мишке, например…