Первый отряд. Истина
Шрифт:
Однако в среднем у каждого пятого утопленника спазм гортани сохраняется несколько минут. В этом случае наступает остановка сердца и полный паралич мускулатуры. Дыхательное горло открывается уже тогда, когда мышечные сокращения для вдоха отсутствуют. Это называется «сухим», или асфиксическим, утоплением.
Кроме того, выделяют синкопальное утопление — когда смерть наступает в результате первичной остановки сердца (например, от испуга) и тонущий не успевает сделать под водой ни одного вдоха. Такие утопленники имеют характерный бледный вид, в результате чего синкопальное утопление называют нередко «белым».
Интересно, что при утоплении
При мокром утоплении у человека, извлеченного из воды в стадии агонии, сознание отсутствует, кожа холодная, синюшная (фиолетово-синий цианоз). Сердечные сокращения сохранены, однако ослаблены. Дыхательные движения отсутствуют или явно недостаточны. Часто развивается спазм жевательных мышц (судорожное сжатие челюстей). Изо рта и носа выделяется пенистая жидкость розоватого цвета. Подкожные вены шеи и предплечья расширенные, набухшие. Зрачки умеренно расширены, зрачковые и роговичные рефлексы вялые.
Клиническая смерть констатируется, когда отсутствует сознание, самостоятельное дыхание и сердечная деятельность, зрачки расширены и на свет не реагируют.
При любых обстоятельствах на месте происшествия любого извлеченного из воды следует считать живым, вне зависимости от его внешнего вида и от того, насколько он кажется жизнеспособным. Пострадавшему нужно оказывать необходимую помощь, пока факт смерти не установит медицинский работник. Известны случаи, когда удавалось вернуть к жизни людей, проведших в бессознательном состоянии под водой до 30–40 минут и даже более. В феврале 1988 года близ населенного пункта Ловозеро (Кольский полуостров) из реки Воронья был извлечен и реанимирован семилетний ребенок, находившийся в ледяной воде без сознания около 37 часов.
Феномен «синего воскрешения» ученые трактуют по-разному. Одни полагают, что некоторое время альвеолы легких человека в состоянии усваивать кислород, из воды при ее достаточной насыщенности. Другие считают, что такая живучесть объясняется снижением температуры тела, находящегося под водой, резким сокращением потребности тканей в кислороде и повышением критического бескислородного лимита времени, когда жизнедеятельность мозга еще можно восстановить. Некоторые придерживаются того мнения, что организм человека способен «включить» эволюционную память и временно приспособиться к подводным условиям, резко замедлив все жизненные процессы.
В любом случае, меры по спасению пострадавшего нужно принимать незамедлительно. При мокром утоплении пострадавшего следует положить на согнутое колено и похлопывать по спине, чтобы освободить дыхательные пути от жидкости. В случае отсутствия эффекта пострадавшего следует уложить на спину, очистить полость рта, удаляя возможный ил или другие посторонние предметы, затем произвести искусственное дыхание рот в рот и непрямой массаж сердца.
Даже если пострадавший пришел в сознание и не жалуется на самочувствие, его необходимо немедленно госпитализировать: утопление чревато тяжелыми осложнениями на мозг, сердце и легкие. Важно помнить, что «вторичное утопление» — тяжелый отек легких и присоединяющаяся пневмония — возможен даже через 30–70 часов после извлечения из воды потерпевшего.
NВ. Проведение при утоплении приема Геймлиха —
Например, в моем случае.
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ
«В значительном количестве легенд и мифов всего мира героя переносит в иные миры животное. Именно животное заносит на своей спине неофита в джунгли (-ад), держит в своей пасти или «глотает», чтобы «убить и воскресить», и т. п. Наконец, следует иметь в виду мистическую солидарность между человеком и животным как основную черту охотничьих религий древности».
«Оставь дверь открытой — и враг уже тут как тут; Стань под карнизом. — и тебя уже нет. Не нужно быть все время настороже. Нужно считать, что ты уже мертв».
1
Звонок не работает. Я стучу по облезлой дверной обивке, сначала слегка, потом громко. Дверь открывают не сразу, а когда все-таки открывают, из образовавшегося проема на меня выплескивается волна тяжелого нутряного гудения — будто я постучалась в квартиру, где обитает семейство взбесившихся пчел.
На пороге появляется женщина лет сорока с лишним. На ней синее, расшитое красным и желтым узором пальто и сплющенный красно-синий колпак; круглая голова, прямо вместе с натянутым низко на лоб колпаком, плотно обмотана шерстяным платком, выдержанным в той же цветовой гамме. Само лицо в достаточной степени невыразительно, чтобы обрамляющая его конструкция полностью отвлекала на себя внимание, но я все-таки пытаюсь сосредоточиться именно на лице. По форме оно напоминает блин с обрезанным верхом. Поверхность блина основательно промаслена потом, а при помощи дешевой косметики на блине нарисован малиновый рот, круглые розовые щеки, изогнутые тонкими домиками брови и средних размеров фиолетовые глаза. Сами глаза — те, что внутри фиолетовых контуров, — маленькие и тусклые. Они смотрят на меня без всякого интереса. В них усталость, вялое раздражение и неделями неудовлетворенное желание выспаться. Женщина тяжело прислоняется к косяку.
— Это вы из газеты хотели?
Ей лень стоять. Ей лень комбинировать в голове осмысленные полные фразы.
— Да, я.
— И что хотели.
Ее вопрос звучит так уныло, что это уже и не вопрос даже, а просто скучная констатация какого-то очень скучного факта.
— Вы Ольга Андреевна?
Она молча кивает.
— Наша газета интересуется культурой и бытом русской Лапландии, — говорю я.
Мне не больно. Там, где сходятся ребра, там, где солнечное сплетение, в середине меня, внутри меня, — пустота. Там желудок, и нижние доли легких, кровеносные сосуды, артерии, и еще что-то — но там пусто и холодно, как в покинутом и запертом на зиму неотапливаемом гостевом домике.