Первый Романов
Шрифт:
— У вас есть синий костюм в мелкую полоску, — увидев мое затруднение, произносит Радмила. — Он подойдет для выставки идеально, а также даст мне пространство для маневра, — в ответ на мой удивленный взгляд она смущается и признается. — Я взяла на себя смелость провести ревизию в вашем гардеробе.
— Хорошо, хоть кто-то туда заглянул, — хмыкаю. — И как там? Мышей еще нет?
— Нет, но вам не помешает пройтись по бутикам, — твердо говорит девушка, выпрямившись и тряхнув косой. — Совсем не помешает.
—
— Не в рабах, а в вассалах, старик, — хмуро на него смотрю.
— А…да… — сглатывает испуганно Аркадий, почувствовав, что переборщил. — Как скажешь, Миша…
— Рабов у меня нет и не будет, — чеканю по слогам. — Твои крепостные тоже станут свободны, как только… — Хотел сказать: как только я захвачу Совет, но ограничиваюсь абстрактным: —…как только я так решу. И деньги скоро прибавятся. — Вороновы раскошелятся. — Так что не жмоться. — Старик дерганно кивает. Я обращаю взгляд на притихшую как бельчонок Радмилу. — В бутики сходим с тобой на неделе, добавь в расписание.
— Да, господин, — тихий писк.
А с ней-то что такое? Бросаю взгляд на зеркало в стене и замираю.
— Забавно, — тихо замечаю я. Интересно, это меня так слова о рабах разозлили? Или духовный транс дал столь неожиданный результат?
В апатичном образе щенка проступили черты моего прежнего лица. Царского лика, если угодно. Горячий строгий взгляд, хищный вид и глубокие, словно вырезанные в камне линии. Теперь я выгляжу лет на десять старше.
И не сказать, что внезапное преображение мне не по нраву.
Евгений Воскресенский, утопая в мягком кожаном кресле, слушает доклад своей помощницы. Состояние финансов, положение основных предприятий, перевозка последней партии наркотиков…. Галина вытянулась в струнку, так что белая блузка плотно обтягивает ее выдающуюся грудь. Взгляд Евгения то и дело падает на ее выпуклости. И это внимание лестно Галине, ведь она ради этих взглядов и старается каждый день — красится, одевается, поздно ночью занимается спортом. Но вдруг глава поднимает глаза на ее лицо и говорит брезгливо:
— Тушь на шраме стерлась.
Она тут же поворачивает лицо левой стороной к главе, чтобы он не видел ее уродства. Ее ужасающего изъяна.
— Простите, Евгений Радиевич… — виновато протягивает девушка.
— С основными делами понятно. Всё как всегда, — Евгений хмурится. — Хотя нет…расфасовка товара теперь происходит по трем каналам вместо четырех. Это риски, но да боги с ними. Что с Моржовыми? Они поплатились? Наши убыхские друзья провалились, но мы не ограничились их помощью.
— Кстати, Абухаб Фират ждет в приемной, — замечает Галина.
— Пусть еще подождет, — отмахивается Воскресенский. — Невелика шишка.
— Моржовы терпят убытки по всем фронтам, — отчитывается помощница. — Началась экономическая блокада. Предприятия отказываются работать с «моржами», их кидают контрагенты, а их продукцию отказываются покупать оптовые базы. При этом на фабриках Моржовых начались проверки натравленных нами надзорных служб: от пожарной безопасности до санэпидемстанции. Ваши поручения как члена Совета выполняются.
— Хорошо. Очень хорошо, — слова не соответствуют отвратному настроению Евгения. — Только этого мало. Еремей все еще жив, а он многое знает. Как убыхи умудрились провалиться? — девушка раскрывает ротик. — Не надо, Галя. Пускай они сами скажут. Зови Абухаба.
Помощница покидает просторный кабинет, и вскоре через дверь из красного дерева входит широкоплечий горец лет тридцати.
— Я ждал тебя час, — негодует он.
— И дождался, — бросает Евгений. — Ну рассказывай, Абухаб, почему ты не пытаешься убить Моржовых?
— Наши люди попытались и все полегли. Прямо в лоб атаковать усадьбу Моржовых уже поздно. Они оправились от прошлой войны и готовы ответить. Мы потеряли целого Грандмастера, отец негодует!
— Передай отцу, что такова цена нашего с ним партнерства, — фыркает Евгений. — Если он не готов терять людей, то делать мне с ним нечего.
— Отец это понимает, — идет на попятную горец. — Просто радости мало — потерять ценного гигита.
— Убейте Еремея, — хмуро говорит Евгений. — Меня не волнует как. Это ваша забота.
— Можно устроить ловушку, — чешет бороду Абухаб. — Но нужны деньги, чтобы заплатить людям. После таких больших потерь многие не хотят соваться в Сочи. А также необходимы мины-ловушки, взрывные и зажигательные устройства и гранатометы.
— Вы что, собрались устроить дорожную войну? — недовольно спрашивает Евгений.
Абухаб беспомощно пожимает плечами:
— А как еще?
— Ладно, только не подорвите кого-нибудь лишнего, — вздыхает Воскресенский. — Деньги дам, взрывчатка будет. Главное — снова не облажайтесь. Убейте Моржовых, — он делает паузу. — И Романова.
Абухаб смотрит недовольно.
— Еще и Романова? Клан Фиратов не убийцы по найму, — он натыкается на взгляд Воскресенского. — Но хорошо, этого тоже грохнем. У него нет гвардии?
— Нет. Романов никто.
— Скоро он станет мокрым местом.
Выставка проходит в одной из модных галерей под названием Куликовский центр, расположенной в старинном двухэтажном особнячке старого Сочи. Пока мы едем по центру города, спрашиваю Радмилу:
— Кстати, ты узнала про «орла на снежной вершине»? Я, помню, просил…