Первый Тест На Божественность

Авдеев Ян

– Самокритично. Но я тебя понимаю, брателло. Тоже хочу сменить «вид деятельности», – и, оставив на столе крупную купюру, потребовал: – Номер на ночь, и я хочу уехать отсюда завтра, с ящиком твоего пойла.

– Я поговорю с Васиным братом, он тут недалеко будет, чуть позже. Устрою встречу на девять.

Глава 8 – Кривая русская судьба

Великий Новгород. Старый город.

– Хорошо. Эта часть Ордена мне понятна и симпатична. Люди будут улыбаться, читая об этом в газете, и мне

будет приятно, что я могу подарить им надежду в лице Каливы. Но если вы хотите, чтобы я начал верить, то у меня будут вопросы и о менее приятных вещах.

– Смелее, – Инок ждал от Фабера его коронной непредвзятости и желания описать обе стороны медали.

– Не буду даже спрашивать про экзархат и то, как вы умудряетесь сохранять статус-кво с остальной Патриархальной Церковью. Думаю, у нас для этого будет отдельный разговор, учитывая, что именно ради этого меня сюда и пригласили. Для меня сейчас важнее понять, как работает «тёмная» сторона вашего Ордена. Невозможно просто так качать права сильным мира сего. У вас должно быть «силовое крыло» и что-то вроде контрразведки, иначе вас давно бы «съели». И возникает вопрос: как это вписывается в систему христианских ценностей? Или вы делегируете грязные дела вашему таинственному меценату? Ну, так, знаете – «с глаз долой из сердца вон».

– Слово-то какое пакостное – «делегирую», – Инок скривился. – По Руси испокон веков воины-монахи ходили. Правду несли, кривду били. Вот и я у себя таких привечаю. Или, думаете, перевелись?

Репортёр неопределённо дернул головой, как бы требуя пояснения.

– Честно говоря, на эту тему вам лучше пообщаться с Константином Романовичем Волконским, но давайте я опишу вкратце. Вы знаете, в чём заключается смысл фильма «Рэмбо»?

– Посттравматический синдром? – неуверенно протянул москвич.

– Правильно! – одобрительно и с лёгким удивлением подтвердил Инок. – Большинство в «обновлённой» России 90-х воспринимало его поверхностно, просто как очередной боевик. Плохой перевод тоже не помогал, но да, фильм был про парня, вернувшегося с войны и разучившегося жить на гражданке. У нас та же проблема была с воевавшими в Афгане… потом в Чечне. Так вот, Константин Романович, будучи бывшим военным медиком, а далее психотерапевтом, выдвинул интересную теорию о первопричинах посттравматического синдрома и на её основе разработал программу реабилитации. Собственно, так мы с ним и познакомились…

Санкт-Петербург, угол проспекта Энгельса и Гданьской, начало нулевых.

– Да ты совсем охренел?! Ты видишь, что он с моей тачкой сделал?

– Базар фильтруйте, гражданин Савушкин, – старший лейтенант не был новичком и умел абстрагироваться от эмоций. Знал, когда нужно оскорбляться, а когда не стоит реагировать на необдуманные слова, брошенные в пылу ссоры. Поэтому просьба была произнесена спокойно, но веско. Чтоб проняло.

До Савушкина сразу дошло, что из потерпевшего (автомобиль с покорёженным корпусом стоял на обочине) он может быстро переквалифицироваться в задержанного «за оскорбление при исполнении», так что он тут же переобулся:

– Виноват, товарищ милиционер, но вы поймите, эээ… что я страховщикам скажу? Они меня на смех поднимут!

– Со страховщиками я поговорю, – выделил «я» полицейский, – ремонт будет оплачен,

но вот заявление писать не надо. – Старший лейтенант поднял взгляд от протокола с показаниями свидетелей, который просматривал уже второй раз, и взглянул на потерпевшего. – По-человечески прошу.

– Хм. Знакомый, что ли? – водитель понял, что денежных потерь не намечается, и заметно расслабился. В голосе теперь звучал скорее интерес, чем негодование. Тем более, что сегодня ты выручишь ГАИшника, а завтра, глядишь, он тебя…

– Первый раз вижу. Но бьюсь об заклад, что парень служил и только что вернулся из командировки.

– Ну и что?

– А ты вспомни новости и прикинь, кто и откуда у нас недавно вернулся, – всё так же спокойно разъяснял полицейский.

– Ааааа… – лицо водителя застыло. В новостях показывали только отрывки. Показывать всё не решились. И не только из-за детей. – Мля…

– Вот именно…

Они не сговариваясь обернулись и посмотрели на закованного в наручники зачинщика, сидящего рядом со служебным автомобилем. Парень как парень. Ничего особенного. Только взгляд застывший, как у наркомана, и мешки под глазами, словно не спал неделю.

– Хрен с ними, со страховщиками, – хрипло прошептал водитель. – Скажу: ветка с дерева упала, лады?

– Угу.

– Ну, вот… – водитель помялся и, отведя взгляд от задержанного, повторил. – Мля…

– Угу, – грустно согласился лейтенант. А что тут ещё было добавить?

Через полчаса, когда представителю страховой компании были даны исчерпывающе-нелепое объяснения водителя и недвусмысленное напутствие старлея, последний сел в служебный автомобиль, на заднем сидении которого уже обосновался зачинщик. Лейтенант направил машину к своему участку и первым нарушил затянувшееся молчание:

– У меня брат афганец,.. – три слова не могли сделать милиционера «своим» для молодого ветерана с выгоревшими глазами, но могли сузить пропасть, которая между ними пролегала. Вроде как «я не могу знать, каково это – бороться с такими демонами, но я помогал с ними драться другому». Иногда это не так уж мало. – Спать-то получается?

Несколько секунд парень не реагировал, но потом его взгляд всё же сконцентрировался на отражении в зеркале заднего вида.

– Сны – это не самое страшное. Сны – это всего лишь плод воображения. Люди спят в безопасности. Сложнее со звуками и с запахами. Знаете, как бродячая собака реагирует на склонившегося человека? Она убегает, потому что думает, что тот поднимает камень, чтобы в неё бросить. Так и я… слышу грохот упавшей кастрюли – и ожидаю удара взрывной волны… слышу запах горелого – и жду криков бьющегося в агонии заживо сгорающего человека… Я не могу это отключить, понимаете? Не знаю, как! Пытаюсь, но не могу! – голос молодого человека задрожал и сорвался.

Старший лейтенант передёрнул плечами, когда мурашки пробежали по спине. Жить в страхе – это почти что не жить.

– Отвезу тебя в камеру. Ты не подумай, дело я замял. Просто брат однажды признался, что в камере, куда мне пару раз приходилось его сажать, он высыпался лучше, чем где-либо на гражданке. Говорил, там не то чтобы спокойно, но… – лейтенант попытался подобрать правильное слово.

– Порядок есть.

– Точно. Сказал, у нас хоть и вяленые все, но хоть устав и инструкция есть.