Первый удар. Книга 2. Конец одной пушки
Шрифт:
— Турнэ? Как! И вы здесь? — воскликнул доктор с некоторым удивлением. — Угостите-ка всех.
Турнэ оглядел присутствующих — угостить он не прочь, да уже слишком много собралось народу. Правда, денег у него с собой достаточно, но потом жена прицепится.
— Коммерция хромает, — отвечает он, как бы извиняясь. — Требуется ей медицинская помощь.
Все смеются.
— Выходит, только у вас хороши дела? — спрашивает доктор у хозяйки кабачка, стоявшей за старой, облезлой стойкой. Пожилая кабатчица, похожая на крестьянку,
— Где уж там хороши! Это вам только кажется, — отвечает она, задетая за живое. — Я и не прошу никого заказывать. Люди на собрание пришли, а не для выпивки. Но раньше женщины все-таки разрешили бы себе по рюмочке кюммеля, ведь они у меня редкие гости. А теперь ни у кого нет денег.
— Не сердитесь, — говорит Деган. — Для здоровья вредно.
— Я не сержусь, а только нечего выдумывать.
— Да ведь в городе появились новые клиенты.
— Сюда они не лезут. Побаиваются, — отвечает Папильон. — Это «наш дом».
— Что правда, то правда, — говорит хозяйка, польщенная тем, что ее заведение назвали «наш дом». — В самом деле, когда есть работа, оно превращается в настоящий штаб докеров.
Анри заметил, что при его появлении Полетта сразу умолкла. Она подошла, радуясь встрече с ним, и взяла его под руку.
— Хорошо сошло? — спросил он шепотом.
— Как будто, — ответила она, нежно прижавшись к его руке и глядя на него блестящими, немного влажными глазами.
Больше Полетта ничего не добавила, словно и не она так бойко говорила сейчас перед всеми; в присутствии Анри она вдруг утратила красноречие. Она словно пряталась под крылышко мужа, и, наверно, многие это заметили. Все в ней говорило о любви, о доверии, и она как будто уступала ему добровольно первое место, гордясь своим мужем.
— Ты что же вдруг умолкла? — спрашивает Анри.
— Она все сказала, что надо, — бросает толстуха Мартина, жена десятника.
— Это ты, Анри, на нее навел страх. Разве не видишь? — крикнула со смехом Фернанда, жена Папильона. — Ты на вид тихоня, а дома, поди, командуешь. Да и мой муженек, не гляди, что ростом не вышел, а тоже тиранствует, хозяина из себя строит.
Папильон принужденно смеется и бормочет, что все это вранье, за исключением его маленького роста.
— Это ты ее научил так хорошо говорить? — продолжает Мартина. — Погоди, она скоро тебя обгонит… Ты ее во всех вопросах так просвещаешь?.. Скажу своему Альфонсу — вот с кого пример бери…
Стоит Мартине открыть рот, как все уже смеются. Вот бойкая баба, за словом в карман не полезет, и в выражениях не стесняется, что вполне соответствует ее внешности. Плечи у нее мощные, грудь горой, и когда Мартина проталкивается вперед и, собираясь заговорить, выпрямится во весь рост, шумно вздохнет (она больна астмой) и широко раскроет круглые глаза, все уже заранее прыскают со смеху.
— Верно я говорю, доктор?
Что
— Ну и отпустила! — говорит Полетта, чтобы скрыть смущение, и, покраснев до корней волос, еще крепче прижимается к Анри.
А Мартина уже нырнула в толпу женщин и рассказывает, что первого ребенка принимала у нее старуха Гертруда, повивальная бабка. Как ни говори, повитуха не то, что доктор… Словом, Мартина рекламирует доктора Дегана. «Тем более, что он на нашей стороне… А в болезнях, Франсина, много значит, когда ты лекарю доверяешь, поверь мне…»
— Вот бы посоветоваться с ним насчет Жака, — говорит Франсина. — Рука-то у него все не заживает.
— Ну, конечно, я его осмотрю, — отвечает доктор Франсине, когда она по настоянию Мартины решилась к нему обратиться. — Пусть приходит в любой день, утром; он может прийти?
— Да, да.
Деган и впрямь как будто хороший человек… Но вполне ли понятно этому хорошему человеку, какую важную роль он играет в тяжкой жизни докеров? В силу привычки он говорит о болезнях, страданиях, о самых душераздирающих бедствиях рабочих людей, как о чем-то обычном, даже, можно сказать, безразлично-небрежным тоном.
— Пожалуй, сегодня уж не придется нам побеседовать. Время позднее, — обращается Деган к Анри, выходя вместе со всеми из пивной. — И я обещал жене… Хотя она…
— …Верно, привыкла, — заканчивает его мысль Полетта. И, повернувшись к Анри, добавляет: — Я всегда говорила тебе, что в этом отношении ты похож на врачей.
— Когда к больному зовут, как же с временем считаться, — замечает Деган.
— Да, кстати, — говорит Полетта, — почему ваша жена не вступает в комитет? Она могла бы нам помочь.
— Хотите, я замолвлю словечко? Но ее по-настоящему увлекает только то, что она сама выберет, без моей подсказки. Такой уж у нее характер. Лучше поговорите с нею сами. Она загорится сразу, а потом придет поделиться со мной! Я ее знаю. В таких случаях я делаю вид, будто мое дело сторона, и ей кажется, что она одержала победу надо мной…
Анри и Полетта от всей души смеются. Они идут, держась за руки, а велосипед Анри ведет справа от себя.
— Иветта очень независимая женщина, — продолжает Деган. Чувствуется, что он гордится женой.
Они доходят до здания школы. Но у дверей доктор говорит:
— Может быть, не стоит заходить? Уже поздно. Да и машина там брошена…
— Сынишка… — тихо шепчет Полетта на ухо Анри.
— Да, да, — отвечает Анри и говорит Дегану — Все-таки, если вам не трудно, зайдите к нам, пожалуйста. У малыша до сих пор не прошел ожог. Мы немножко беспокоимся.
— Ну что ж, зайду, поглядим, — сразу соглашается доктор, как будто обрадовавшись предлогу.
Полетта зашла за ключами к Жоржетте. Та еще не ложилась и сказала ей: