Первый урок чародея
Шрифт:
Обеденное время давно прошло, да и время ужина заканчивалось, в кафе было мало народу. Джон заказал баранину с чесноком и пинту лагера, я колбасок, о которых только недавно вспоминал, чай с молоком и пирог с ревенем и миндалем.
Пара минут ожидания растянулась до получаса. Мне колбаски принесли почти сразу, а вот с бараниной возились дольше, но Джон не обижался, пил пиво.
– Кстати! – вспомнил детектив. – Утром Фоган звонил. Ответили ему друзья из Новой Фриландии.
Джон сделал интригующую паузу.
–
– Это было бы идеально, но нет, покидал. У него крупные финансовые проблемы.
– Как это можно использовать?
– А зачем человеку с финансовыми проблемами два спиногрыза?
– Я это понимаю. Использовать как?
– Ну, по идее, каждое усыновление должна рассматривать комиссия. Оцениваются риски и неблагонадежные родители отсеиваются.
– Если комиссия состоит из работников детдома, то номер гиблый. Муди узнавал. Там от проверки прикрылись просто идеально.
– Работают с Фейрбернами?
Я кивнул, Джон сделал глоток, помолчали, подумали.
– Но он же через суд решать будет? Дело, кто бы его не вел, на карандаше у Кеттла будет.
– Который нас тоже не очень жалует.
– Это он меня не жалует, - возразил Джон.
– А меня его старик, - сказал я. – Есть идеи почему?
Сансет покачал головой, опустошил бокал и показал пустой официанту.
– День еще не закончился, - напомнил я.
– Но смена закончилась, а день уже безнадежно испорчен.
Как часто бывает в паршивых ситуациях, Джон ошибался. Не успел официант налить детективу вторую пинту, как в заведение ворвался незнакомый мне констебль.
– Инспектор, сэр!
– Что случилось, Воткинс? – поинтересовался Джон, понимая, что спокойно выпить пива ему не дадут.
– Из Особого отряда звонили, просили передать, на баронета Кеттла напали.
– Кто? – поинтересовался Сансет, но не так, чтобы живо.
– Арочник, сэр. Просили вас прибыть в Слипгарден.
Джон переменился, закатал рукав, посмотрел на часы. Надо будет себе такие приобрести, а то хожу с этой луковицей, как из прошлого века. Ладно, не о том думаю. Понятно же к чему все идет. Надо поднажать на колбаски.
– Уверен? – переспросил детектив, пока я быстро запихивал еду в себя. – Что-то рано для него, два часа до полуночи.
– Так сказали, - пожал плечами констебль. Информацию он передал, а остальное уже не его дело.
– Наелся? – спросил Джон, смотря как живо я расправляюсь с последней колбаской.
– Угу, - кивнул я и смазал глотку чаем, чтобы легче глоталось.
– Тогда за руль сядешь, - сказал детектив и подхватил тарелку с бараниной. – Я верну, - сказал он официанту. – Запиши все на меня.
Вот так и ехали, я рулил, а Джон жевал. В конце дороги он еще галстук стянул и использовал его вместо салфетки.
У дома Кеттла стояло новое оцепление, помимо полицейских,
Совершенно другой, молоденький констебль попытался нас остановить, но Джон сунул ему в нос жетон и парень попытался сбежать, но детектив его остановил.
– Идти куда?
– На задний двор, сэр, там амбар, что не совсем…
– Знаю, - отмахнулся Джон.
Едва мы прошли дом и открыли дверь на задний двор, открылась примечательная картина. За пару часов что мы отсутствовали, изменений у Кеттла хватало. Прежде всего, это труп под белой простыней прямо на дорожке ведущей в амбар. В районе груди по простыни расползлось кровавое пятно.
Разбитое в доме окно, сгоревшая яблоня, срезанные под корень кусты, Амбар с горелыми балками вместо крыши, и крупными с мою голову жжеными дырами в стенах, словно тут не Кеттл с Арочником развлекались, а Флауэр с Гарри что-то не поделили. Только в этом случае странно, что от амбара вообще что-то осталось.
Джон направился прямо к телу, откинул простыню. Дворецкий. Мне как-то сразу совестно стало за тот удар по лицу. Я ведь даже извиниться не успел, да и что бы сказал? Извините, у меня серьезные проблемы, любой гипноз валит?
В груди старика было несколько кучно лежащих пулевых отверстий.
– Джон! – окликнул детектива командир Особого отряда, Уиксли. Он стоял у стены амбара, а перед ним расселся живой, хотя и подкопченный Кеттл. Склонившийся медик бинтовал баронету руку, а Саймон тупо смотрел на тело дворецкого и молча плакал.
Мы подошли к ним, дождались пока медик забинтует руку и удалится. От Саймона ощутимо воняло алкоголем и паленым волосом. В прическе была заметная прореха, а на рубашке следы сажи и крови.
– Он невменяем, - сказал Бертрам. – То ли шок, то ли алкоголь. Одно слово за полчаса.
– Арочник? – переспросил Джон. Уиксли кивнул.
Я посмотрел на труп, на Кеттла. Кем был для него старик? Я помню, как он заставлял его жрать овсянку с бодуна, и Саймон слушался. Обычной прислуге не позволено командовать хозяевами. Да и плакать по ней не станут, если ты не слезливая дамочка, а Кеттл такого впечатления о себе не оставлял.
– Соболезную, - сказал я, прежде, чем Джон открыл рот.
Кеттл пошевелился, словно услышал, как собака заговорила по-человечески, поднял на меня голову.
– Я тебе не нравлюсь, - покачал он головой.
– Хрен с ним, - нарочито грубо ответил я и добавил в голос агрессии. – Что бы ты о мне не думал, я терял близких! … Соболезную, - сказал я гораздо мягче.
Саймон посмотрел мне в глаза, минуту сомневался нагрубить или поблагодарить, а в результате просто кивнул и опустил голову.