Первый в строю (Красноармейские рассказы)
Шрифт:
Подбежали мы к бандитским окопам. Прямо передо мной — три командира китайских. «Не сдадутся, — думаю, — не затем в бой пошли. Люди купленные, зубы сломают, а драться будут
Бросил я с размаху гранату. Двое в окоп свалились, а один только присел. Вижу, прямо в. комэска из револьвера целится. Вскинул я винтовку — р-раз! Промах… И все оттого, что второпях. Я еще патрон загнал в патронник. Да не успел. Выстрелил бандит, и комэск наш упал прямо в китайский окоп.
Ну, прикончил я этого белокитайца, и всю банду его мы разогнали. Только не стало нам
Возвращались мы с победой.
Впереди эскадрона покачивалась санитарная повозка с нашими убитыми.
Приехали мы к себе в лагерь домой и начали готовиться к похоронам боевых товарищей. Для всех сделали красные гробы, венками украсили. Могилу вырыли для всех общую, братскую.
Комэска Васю положили в красноармейской форме: в зеленой гимнастерке с синими кавалерийскими петлицами, а на груди фуражку со звездочкой булавками прикололи.
На похороны наши шефы-железнодорожники пришли. Речей говорилось мало.
И без этого всем было ясно, что винтовка должна быть исправной, порох надо держать сухим, клинок зеркальным и боевого коня чистым и здоровым.
Над могилой в две шеренги стояли на конях мы, красноармейцы горбуновского эскадрона. Когда гробы стали опускать в могилу, мы вскинули к небу винтовки.
Всем, кто тут был, наш залп напомнил, что еще настанет война, грозная и решительная, и готовиться к ней надо ежедневно, ежечасно.
Часто мы вспоминаем комэска Васю Горбунова. Хороший был командир и товарищ. А быть бойцом и товарищем — лучшие качества большевика.
АРТИЛЛЕРИИСКАЯ ТАКТИКА
Я — повар. Обязанность моя известная — кормить бойцов. А как я — ударник и бойцы — ударники, то и соответствие должно быть полное. Они по-ударному работают, а я обязан кормить их сытно, с душой. И никто еще на меня не жаловался, что плохо кормлю. В общем тактику поварскую знаю что надо. Щи луком поджаренным заправить, горчицу крепкую закрутить, пюре картофельное сготовить — все это для меня пустяковина. Без задержек справляюсь.
А вот тактика артиллерийская- другое дело. Поди разберись, какие орудия бывают и как из них стрелять. В картах ройся, на компас смотри. А компас для меня-все равно, что игрушечка медная: ни бум-бум не понимал я в нем! Одним словом, не было у меня артиллерийской грамоты.
Только и знал я, что орудия стреляют снарядами. И начинены эти снаряды желтым порохом вроде вермишели.
Теперь-то я знаю: артиллерийская тактика — это не то, что поварская, — куда труднее!
Дело было в лагере.
Утром дивизион уехал на полигон стрелять из пушек. Рано уехал, солнышко только собиралось выкатиться из-за соснового леса. Полигон — рядом с лагерем, рукой подать. Большой он верст по пятнадцати в длину и в ширину будет.
Дивизион уехал, а я с моим помощником остался готовить обед. Командир дивизиона, когда уезжал, сказал:
— Как солнце поднимется метра на два от земли, так и езжайте…
И
— Смотрите, под обстрел не суйтесь!
Приказ командира исполнил я точно. Как только солнце до места назначенного дошло и щи да макароны поспели, говорю я помощнику моему Ваньке и повозочному Лосеву:
— Едемте, ударнички, время!
И поехали.
Впереди я на «зенитке» со щами. «Зениткой» зовут у нас походную кухню. Настоящая зенитка — это орудие, по самолетам из него стреляют. Дуло у него кверху торчит, прямо в небо. И у походной кухни труба тоже вверх смотрит. Ну, за это ее и прозвали ,,зениткой»: похоже больно.
Впереди, стало быть, я еду. Следом Ванька, помощник мой, на повозке макароны в медном котле везет. А последним повозочный Лосев на двуколке тащится; тарахтят в ящике у него миски с ложками.
Дорога песчаная. Лошади тонут в песке чуть не по колено.. Моя остановилась даже.
— Н-но, ты!.. Дуреха! Щи сзади учуяла… Я те дам!..
Доехали мы до леска, и местность лагерная тут окончилась.
На полигон выехали.
Отсюда три дороги идут: вправо, влево и прямо.
По какой же из них ехать? Ну, думаю, начинается!
Командир сказал, что наш дивизион будет стрелять в пяти километрах от лагеря, на юго-восток. И высоту на карте показал. Там стояла цифирка маленькая. А что эта самая цифирка обозначает, я не спросил. Стыдно было. И где этот самый юго-восток, плохо я соображал. Правда, знал я, что на юге тепло и солнце там, значит, здорово греет. Ясно, ехать надо прямо на солнце, да оно за облака спряталось, — проси не проси, все равно не выглянет.
Можно бы по выстрелам узнать, где наши. Да ведь это, если б только один наш дивизион на полигоне был. А тут со всех сторон бухают орудия: у-ух!.. у-ух!.. Даже земля вздрагивает.
— По какой дороге поедем? — спрашиваю я у Лосева. Он бывалый — должен знать больше меня.
— Ты начальник, — отвечает повозочный. — Тебе лучше знать…
А откуда мне знать, когда полигон большущий и всё горки, ложбины, сосновый да еловый лес. Заедешь за горку, и ничего тебе из-за нее не видать. В такой переплет попасть можно, что жарко будет! Посмотрел я направо, налево — все дороги одинаковые.
— Ладно, — говорю, — едемте по этой вот, по средней дорожке.
И серого конягу своего подстегнул легонько.
Ванька, помощник мой, всегда гармонь с собой возит. На. этот раз тоже не, утерпел, взял.
Поставил он ее на коленях у себя, расстегнул застежки.
— Эй, Лосев! — кричит. — Подтягивай!
— Начинай, я подтяну.
Рассердился я на Ваньку.
— Нашел время с гармозой своей возиться. Хоть бы тут помолчал!
А Ваньке наплевать, видно, на беспокойство мое.