Первый Зверь
Шрифт:
Я сделала это сама.
Подалась всем корпусом вперед, отчего теплая вода зашелестела, ощущая, как жар расходится по телу, и внутри собираются сладостные спазмы, как только почувствовала, что он возбужден.
Я двигалась медленно, осторожно, словно кружа вокруг рычащего хищника, чье терпение и выдержка висели на тонком волоске, садясь на его пресс и положив раскрытые ладони на широченную влажную грудь, тут же ощутив, как неистово колотится его сердце. Как напрягаются под моими ладонями его мышцы, будто зверь под кожей пробудился и ластится, подставляя себя под мои руки.
Набирая
Я гладила его, легко касаясь пальцами, смывая прошлый день, завороженная тем, насколько сильной была его воля и способность противостоять даже себе ради того, чтобы я могла позволить себе это — прикасаться к нему без паники и страха.
Но теперь во мне горело иное чувство.
То, которое он разжег своими губами и телом, показав, что значит желание.
Показав, что на смену страху и боли могут прийти иные чувства, которые оглушали и порабощали, стоило только вкусить их плод, который был запретным, но таким сладким и желанным.
Арьян застонал глухо и низко, когда я овила его мощную шею руками, прижимаясь губами к его горячим губам, а обнаженной грудью к его застывшему торсу, в эту секунду срываясь в ту бездну, где больше не было попыток остановиться и сдержаться.
Нас словно накрыло волной и смыло с лица земли в новую вселенную, где были только мы вдвоем.
Где были наши дыхания, сплетающиеся в одно. Наши губы, в едином безумном порыве познать вкус и аромат друг друга, который стал желаннее всего, на этой жестокой мрачной земле.
Где друг для друга мы стали единственной мерой всего самого теплого, светлого и желанного.
Теперь мы наслаждались этим вместе. И это было головокружительно!
Больше не было паники перед его огромным мускулистым телом, когда я хваталась руками за широченные плечи, прогибаясь в спине со стоном оттого, что он подался бедрами вверх, насаживая меня на себя и рыча.
Мое тело принимало его с дрожью первого необъяснимого, но такого сильного наслаждения, обхватывая его возбуждение тугими стеночками, когда я ощущала пульсацию собственной крови до шума в висках, сбивая дыхание.
В чувственном танце двух тел была спрятана тайна веков, которую не дано было постичь — лишь ощутить каждой клеточкой, где золотом горело желание стать еще ближе, чтобы от каждого движения кружилась голова, и хотелось кричать.
Чтобы даже отголоски призрачной боли стали сладкими и долгожданными, оттого, как глубоко он был во мне. Оттого, как его жар и нетерпение в каждом порывистом тугом движении просачивались в мою кровь, закручивая в теле пружину, которая тянула соки из каждой клеточки, заставляя меня отчаянно хвататься ладонями за его шею и плечи, царапая и кусая.
В нас не было ничего сдержанного и цивилизованного.
Отдавшись в руки зверя и его дикой сущности, я сама хотела взять сполна от каждого нового чувства, каждой оголенной эмоции, до россыпи звезд, до спазмов внутри себя, такой силы, что свет мерк перед глазами, оставляя только звуки шлепков наших бедер друг о друга и плеск воды, которая выливалась
Арьян пробудил во мне то, о чем я никогда не подозревала — новую сущность, похожую за зверя, я не могла насытиться им, не могла надышаться ароматом его кожи, не могла передать словами, насколько он дорог, царапая и кусая его сквозь стоны и попытки дышать, а он обхватывал мое лицо широкой ладонью, прижимаясь к губам, чтобы собрать своим ртом мои стоны и жаркое порывистое дыхание, рыча от удовольствия и страсти, которая текла по венам расплавленным золотом.
Утоляя жажду зверя, мы сами становились зверьми, которым было мало друг друга!
Когда пружина в теле рванула так, что я глухо ахнула, а долгожданные сладостные спазмы пронеслись по каждой клеточке тела, даря негу и жгучую тяжесть, обессиленная и ошарашенная лавиной эмоций, я в буквальном смысле растеклась на груди Арьяна, чувствуя, как он крепко обхватил меня руками, прижимая к себе отчаянно и горячо, так, что я услышала как под обжигающей кожей колотится его сердце, задыхаясь от эмоций и откровения наших тел.
Я не могла говорить. Только лежала на нем влажная от пара и нашей страсти, что вырвалась на свободу так горячо и неистово, чувствуя, как время бежит вперед, а меня по-прежнему сотрясают отголоски блаженства, сильнее которого еще не было никогда, а его сердце замедляет свой дикий бег, возвращаясь к своему привычному ритму, убаюкивая своим размеренным глубоким стуком.
— Я благодарен Черному за то, что он пришел, — вдруг улыбнулся Арьян, на что я глупо и счастливо хихикнула в ответ, в душе соглашаясь с этими словами, и теперь понимая, что он подтолкнул нас друг к другу. Уже во второй раз.
— …ведь он мог сам спасти меня в деревне. «Это было в его силах», — прошептала я, лежа на обнаженном Арьяне, в теплой воде, словно была в своем маленьком горячем раю. — Но он сделал все, чтобы это сделал ты, а я увидела в тебе нечто большее, чем монстра.
Арьян улыбнулся, целуя меня в плечо и поглаживая ладонями по спине, тихо отозвался:
— У него всегда и на все есть свой резон. Он прожил так долго и пережил столько бед, потерь и боли, что нам не дано познать его душу. А еще он всегда говорит о том, что нельзя вмешиваться в чужую судьбу, как бы она не текла, потому что последствия могут быть ужасны.
— Что это значит?
— Вряд ли я смогу объяснить. То, что знает Черный не подвластно нашим умам, ибо в нем заключена сила и знания бога Велеса, но однажды он рассказывал о том, как полюбил девушку. Должен был оставить ее и уйти, но не смог этого сделать, а потому вмешался в ее судьбу, изменив ее течение своим появлением… — я затаила дыхание, не представляя, что этот замкнутый, пугающий мужчина был способен полюбить кого-то настолько сильно, чтобы не справиться с собой. Для меня он был по-прежнему олицетворением холода, выдержки и логики. Казалось, что он был выше всех эмоций, способный взять в свои сильные руки любую дрожь и превратить ее в прах. Оттого и было так волнительно то, что я услышала сейчас, — …но все закончилось трагедией. Девушка умерла, а Черный еще больше стал ненавидеть людей.