Первый. Второй том
Шрифт:
На моих плечах сжались руки. Маг усадил меня в изножье и смотрел мне в глаза снизу вверх, встав на колено на оттёртый, в изъеденной краске пол.
– Одного уже лечили, другого – нет. Одного могли лечить другие, другого нет. Один был маг, другой нет. У меня много ответов, Васса. Я редко лечу. Я должен этого избегать, чтобы не оказаться втянутым в бесконечную конфронтацию с законами природы. Люди ранятся, болеют, умирают. То, что я могу, не значит, что должен, обязан, и что это правильно.
Он говорил приглушённым твёрдым голосом, заглядывая в глаза из-под
– Это было у тебя в голове, когда ты пошла с Венькой в Чертоги, – он поджал челюсть, подавил злость, и, выронив мои запястья, выпрямился.
Наверное, надо было пойти за ним.
– Чё-то я… – прошамкал Алцест, с чмоканьем дегустируя слюну во рту, не успев открыть глаза. – Подпоили!
Он резко сел. Не было другого выхода, кроме как кинуться и остановить, но Алцест не дался. Корка на подбородке потемнела, лицо всё корчилось от боли, но на ноги он встал уверенно. Вышел на улицу в одеяле на худых бёдрах и с недвусмысленным звуком вытошнил содержимое желудка с крылечка. Назад ноги вели его петляющей дорожкой, плечи трясла дрожь, а серые глаза блестели злобно.
– Что ты там вчера… – давясь выбил из себя Алцест, пытаясь закутаться в одеяло кругом, а лучше два раза. – Рассказывала, что Он меня вылечил… Он только меня лечит! Никто больше не станет. Даже если я буду вырываться, всё равно вылечит! Даже подпоит дрянью, которую я требовал держать от меня подальше! Никаких зелий, мать твою, кроме съестных… Он мне в глаза смотрел и всё равно куда-то подсунул…
Последовало несколько злых беспомощных ругательств. Я решила их проигнорировать, засунув в судорожно сжатые на груди руки пластиковую бутылку с горячей водой, а когда она была принята, подложив ещё газеты.
– Чего это? – ленился читать Алцест. Глаза его были открыты лишь на эпилептическую треть.
– Пишут гадости про Веньку.
– И что я могу сделать? Исправить орфографические ошибки и написать жалобу?
– Сомневаюсь, что они есть.
– Тогда пунктуация, – маг прижался небритой щекой к высунутому боку бутылки. – Всегда можно придраться… Чего это? Чтоб я из твоих рук пил? После вчерашнего?
Себе дороже спорить. Легче выпить кофе самой. Только перелью в больший стакан и залью ударной дозой сливок.
– Ты что, пьёшь мой кофе?
– Ты всё ещё не убрала газеты.
Выпростав одну руку ради чашки, Алцест соизволил открыть один глаз и заметить, что я продолжаю стоять над ним с крупноформатными местными изданиями. Паршивец молчал, даже из вежливости рта не раскрыл.
– Я хочу, чтобы ты разгадал их знаменитые ребусы и сделал им так же обидно, как они сделали мне.
– А деньги? – с ложным ажиотажем на лице просиял он. – Куда ты распределила выигрыш? Может, там сараи покрасить или фонтаны подновить?
– Я ищу только морального удовлетворения. Сможешь себе аккумулятор купить. Чем тебе не хорошо? Интеллектуальный труд.
– Мне плохо!
– Так
– Разгадай сама, получишь более острое моральное удовлетворение!
– Я получу трату времени и дополнительное расстройство. Из нас двоих ты осилил свою библиотеку.
Алцест посмотрел с прищуром:
– Твоя больше.
– Постараешься, я может быть даже тебя туда пущу.
– Новое место заключения? – криво улыбнулся проклятый.
– Как знаешь.
С Алцестом быстро постигалась наука проигрышей. Проигрывать было легко и спокойно, спорить – бесполезно. Чтобы не чувствовать себя дурой оставалось соглашаться и делать исходя из наименьшего зла. Нет и нет, не заставлю же я его.
Так что я наполнила ванну и без лишнего сотрясения воздуха улетела в загаженное алкашское лежбище. Совсем недавно здесь порядок наводила, можно начинать заново. Опять горький запах, но теперь не лекарств и тела, а сигарет. Под потолком темно от пелены дыма, ни один светильник не включен, только светится спираль обогревателя. Почему-то в доме холодно, хотя снаружи весна и комфортно в ветровке. Стол заляпан, заляпано мимо стола. Кругом Гришкины перлы, скомканные и подстеленные, под шелухой и остатками пищи, в кругах от подошв стаканов. Стул покалечен, будто им швыряли. И бутылки.
Угловатое тело натягивало коленями скомканное покрывало. Ткани на всё не хватало, хотя могло хватить, если кутаться не в таком состоянии. Картина, открывавшаяся с высоты роста, вызывала брезгливость. Я закатала рукава.
Остап отвлёкся от стройки гостиницы, когда я с грохотом и ругательствами провезла мимо на его прежней коляске спелёнутого несвежими простынями всклокоченного Прохора. Дружине нужен начальник. Предстоял Фестиваль Воды, гостиница была не готова, и ситуация с обвинениями Веньки наводила на мысль всё перенести или вообще отменить.
Коляска с грохотом преодолела мост, судя по виду взрывая дублю мозг подскоками по брусчатке. Его ругань меня не впечатляла, а больше он мне ничего сделать не мог.
Дружина конечно не тренировалась, как должно быть сачковала весь запойный период. Мне стоило давно принять меры, но меня тоже можно было понять.
Жрицы сбежались посмотреть, что я им привезла. И это действительно было что, а не мой прежний друг Прохор. Оно плевалось, шипело и материлось на зависть Алцестовым студентам и ему самому.
Вайю по моему велению собрала вокруг дружину. Вид старшого деморализовал, но спустя такое количество дней не мог быть новостью, даже если Гришка не опустился до того, чтобы написать о запое начальника городской обороны.
– Посмотрите на него – может этот человек отвечать за вас, за город?
– Так ты со мной, да? – прохрипел дубль набычившись.
– Ты очень ошибаешься, если думаешь, что поступил со всеми нами красивее, – ответно прошипела я, нагибаясь к его лицу и захлёбываясь запахами. Хотелось сделать так же, как Алцест, почувствовавший на языке послевкусие зелья. – Во главе дружины встанет тот, кто победит Прохора в честном поединке!