Пёс имперского значения
Шрифт:
— Обижаете, товарищ майор, мимо меня и муха не пролетит.
— Так то муха! Ты, лейтенант, когда-нибудь летающий танк видел?
— Они разве бывают?
— К сожалению…, - Виктор Эдуардович взял со стола пропуск. — Душераздирающее зрелище.
Дежурный в недоумении пожал плечами и проводил взглядом выходящего майора, за которым неотступно следовала маленькая длинноухая собачка.
Вроде бы особого ущерба зданию с полутораметровыми стенами нанесено не было, если не считать выбитого окна на третьем этаже, выдранной с мясом решётки, сломанных столов, и вогнутой
— Нет, ты пойми, майор, я уважаю тебя как человека и боевого офицера…. Но нельзя же забывать о сохранении государственной и военной тайны. А если эта валькирия, пролетая над моим столом, успела прочитать секретные документы? И что с ней теперь делать?
— Не умеет она читать по-русски, Алексей Геннадьевич.
— Не знаю…. Враг хитёр и изворотлив, может и глупой бабой прикинуться.
— Вы думаете…?
— Я? Оно мне надо? Ты, Виктор Эдуардович, её… или его, арестовывал, ты и должен был проверить.
— Упаси Господи! — испуганно перекрестился Филиппов. — Но погодите, в Бресте, в отделении милиции, она имела некоторый интерес к одному младшему сержанту.
— Это ничего не доказывает. У них там, на Западе, не всегда и разберёшь…. Тьфу!
— Но есть ещё мнение полковника Берии. Он утверждает, что это — женщина. Товарищ опытный, вряд ли ошибётся.
— Берия-младший? Лаврентий Павлович? — переспросил Годзилин.
— Он самый. Приходилось встречаться?
— Да, пару раз пересекался у полковника Белобородова. Вот же человечище!
— Кто?
— Оба, — генерал-майор подошёл к разгромленному сейфу и, позвенев там, достал бутылку, запечатанную сургучом. — Ты как, на троих не откажешься?
— Он не употребляет, — Виктор Эдуардович мотнул головой в сторону кожаного дивана, на котором вольготно раскинулся Такс, положив голову на боковой валик.
— Ему и не предлагаю, обойдётся по малолетству, — ответил Годзилин, чем вызвал недовольное рычание. — Ты майор, я — генерал-майор. Как раз три звания, если моё надвое разделить. Так наливать?
— Конечно, — Филиппов принял стакан, по привычке всё ещё называемый маленковским. — За что будем пить?
— Давай за искоренение пьянства в славных рядах Рабоче-крестьянской Красной Армии. Да не напрягайся ты так!
— Я и не напрягаюсь. Только не пойму, как этот тост соответствует текущему моменту.
— Нормально соответствует. Даже колеблется вместе с линией партии. Водка, употреблённая к месту и в меру — сильнейшее оружие в руках трудового народа против происков мирового империализма, троцкизма, и космополитизма. Ты как, относишь себя к трудовому народу?
Виктор Эдуардович
— Конечно, отношу. Даже, без ложной скромности, — практически пролетарий!
Такс с дивана беззвучно смеялся, оскалив зубы и высунув язык. Ага, видели мы таких пролетариев, которые за обедом пользуются ножом и вилкой и, даже в одиночестве, сморкаются в носовой платок, стесняясь утереться рукавом.
— Чего это с ним? — обратил внимание Годзилин. — Может голодный?
— Вряд ли, всю дорогу до Минска только и делал, что жрал. Даже сухой паёк для арестованной сожрал. Представляете — банки с тушёнкой разгрыз.
— Уважаю! У меня на родине волки такие же — в голодный год лом перекусывают.
Услышав про волков, охотник на полярных медведей оживился. Ну это же другое дело! А то жизнь в последнее время стала скучна и однообразна до безобразия. Ни тебе подраться с достойным противником, ни поохотиться на соответствующую дичь. Мелкие развлечения, они не считаются. Разве может вид горящего вокзала в захолустном городке уменьшить собачью тоску по хозяину? А его всё нет и нет…. И что это значит? А это значит — самому искать надо. А где? Ну, так и коту понятно — там, где опасность. Любимый хозяин всегда на посту! Так-так…, что у нас насчёт опасности? Точно — там, где волки, перекусывающие ломы. Майор, что, не слышишь? Поехали!
— Нет, он определённо голодный, — решил генерал. — Может его колбасой накормить?
Пёс скривил рожу и фыркнул с отвращением.
— Понимаю, — кивнул Годзилин. — Я бы сейчас тоже… глухаря, запеченного в печке…. Кабаний окорок…. Или стерлядочки…. Слушай, майор, а приезжай ко мне зимой. Как раз в отпуске буду. В баньке попаримся, водочки попьём. Могу на экскурсию в лагерь свозить, не в пионерский.
— А Вы откуда родом, Алексей Геннадьевич?
— Вяцкой я. Через два дома от Александра Грина родился. Читал про алые паруса? Ну, так приедешь, чо?
— А чего, можно, — майор посмотрел на Такса. — Охотничья собака у нас есть. Только бы до зимы от этой фрау избавиться.
— Гуманист ты, Виктор Эдуардович, несмотря на пролетарское происхождение. Давай ей прямо сейчас вышку оформим? И десять лет поражения в правах.
— Это как?
— Не обращай внимания, стандартная формулировка. Одного не могу понять — чего ты с неё возишься?
— Знаете, товарищ генерал-майор…
Годзилин поставил под обломки стола незаметно опустевшую за разговором бутылку и поправил:
— Знаешь…. Совместно выпитая водка для приличных людей вполне заменяет пуд соли.
— Хорошо. Понимаешь, Алексей Геннадьевич, что-то рука не поднимается, вот так-то вот…. Думаешь, не хочется стрельнуть ей в затылок, предварительно намазав лоб зелёнкой? Ещё как хочется. Но держит какая-то хрень внутри. А что, и сам не знаю.
— Да правильно, Витя. И у меня такое бывает. Значит, не зачерствели мы с тобой, душами не загрубели. А вот когда перестанем чувствовать такое — гнать нас нужно из органов. А лучше расстрелять. Ладно, не будем больше об этом. А с фрау твоей можно поступить иначе.