Пьеса для обреченных
Шрифт:
— Он на похоронах.
Только теперь до меня дошел весь мрачный подтекст фразы. Естественно, Каюмова и тут не смогла смолчать, ехидным шепотом переиначив знаменитую цитату из «Гамлета» про Полония и червячий ужин:
— Не там, где он хоронит, а где его хоронят.
На меня повеяло ледяным кладбищенским холодом, зато народ облегченно и как-то понимающе вздохнул.
— Ну, значит, репетиции три-четыре! — подвела итог шатенка в красном свитере. — Тогда давайте работать!..
И мы стали работать. Я, решив не пользоваться псевдонимом, представилась
Все уселись за стол. Ярослав, занимающий место «во главе», дежурно обнял Аладенскую. Косоглазый Костя Черепанов сиротливо притулился на углу, как девица, не планирующая в ближайшие семь лет выходить замуж.
Мои ладони второй раз в жизни вспотели от волнения, а пальцы судорожно затеребили текст.
— С чего начинать, Евгения Игоревна? — прокричала со сцены Каюмова, подпирающая дверь. — С того, на чем Вадим Петрович закончил?
— Да-да, конечно, — суетливо согласилась я. И тут же Костя, уставившись на Аладенскую, истошно завопил:
Мне кажется? Нет, есть. Я не хочу Того, что кажется. Ни плащ мой темный, Ни эти мрачные одежды, мать…
За воротник своих «одежд» он подергал с какой-то уркаганской яростью.
Излишне говорить, что и «мать» прозвучало отнюдь не как обращение к почтенной матушке.
…Ни бурный стон стесненного дыханья,
И все обличья, виды, знаки скорби…
При этом Черепанов интенсивно строил рожи, вероятно, намереваясь затмить Джима Керри.
…Не выразят меня: в них только то,
Что кажется и может быть игрою.
То, что во мне, правдивей, чем игра…
Тут Костя многозначительно оттопырил полу пиджака, и даже я, не искушенная в детективах и экшнах, поняла, что он как бы демонстрирует спрятанный под мышкой пистолет.
…А это все наряд и мишура!
— Вы играете Гамлета? — с тихим ужасом вопросила я, стараясь поймать направление его взгляда.
— Только во втором составе, — скромно потупив косенькие глазки, ответил Костя. — Вообще-то основной Гамлет — сам Вадим Петрович.
Мне тут же стало ясно, что Черепанов — не худший вариант, и я благосклонно кивнула, разрешая продолжить репетицию.
Скоро выяснилось, что самое интересное — еще впереди. Король-Ярослав на секунду оттолкнул Гертруду-Аладенскую, лениво махнул рукой двум дюжим мальчикам, которые тут же обыскали и разоружили Гамлета, и только потом ехидно заметил:
Как трогательно и похвально, Гамлет,
Затем как бы налил себе водки и лихо хряпнул, после чего выпили и остальные. Гертруда, ведущая себя как девушка по вызову при исполнении служебных обязанностей, не переставала наглаживать его коленку и нацеловывать ушко. «Пахан» вещал, все остальные внимали. Один из пирующих, похоже, чистил воображаемый автомат.
Бандитские мотивы, обнаруженные Бирюковым в шекспировской трагедии, мягко говоря, потрясали. И я с тихой профессиональной завистью думала о том, что моя осовремененная «Царевна-лягушка», рассказанная когда-то Бородину, это просто тьфу по сравнению с сим масштабным полотном.
Король тем временем закончил и ткнул локтем слишком увлекшуюся Гертруду, которая немедленно спохватилась:
Пусть мать тебя не тщетно просит, Гамлет, Останься здесь, не езди в Виттенберг!
Обезоруженный Черепанов, естественно, согласился не уезжать. И тут Каюмова отлепилась от двери и гаденькой походочкой прошлась вдоль пирующих, собирая со стола гипотетические бутылки.
— А вы кто?! — изумилась я.
— Мальчик-пэтэушник, шестерка! — ответила она.
— А почему так странно ходите?
— Я «голубой» мальчик, — с достоинством объяснила Наталья и развела руками, как бы показывая мне: «Вот видишь, каким Бирюков был идиотом? Видишь, в каких ролях он меня видел? А ты еще хочешь, чтобы я его жалела!»
Все это было, конечно, весело. Но меня почему-то очень радовал тот факт, что даже за десять репетиций мы не дойдем до кладбищенской сцены с черепом Йорика. С другой стороны, было даже жутко представить, каким образом посланные королем Корнелий и Вольтимант станут разбираться со старым Норвежцем. В лучшем случае забьют стрелку, а в худшем… Вероятно, классические раскаленные утюги, поставленные на голый живот, покажутся просто детскими шалостями!
К концу репетиции на меня почему-то навалилась такая же неимоверная усталость, как после занятий фехтованием. Народ же был бодр и весел. Спрыгнув со сцены, Каюмова, теперь уже абсолютно легально, подошла ко мне и села в соседнее кресло:
— Трудно с нами, Евгения Игоревна?
— Да уж, — злобно процедила я, все еще не в силах простить ей шуточек про похороны и вечные репетиции, — особенно с вами. Вы совершенно не правильно представляете себе «голубых». Вам бы надо с кем-нибудь из них пообщаться.
— Ах, что вы! — отмахнулась она. — У меня в последнее время и так совсем не элитное окружение. Вот вчера вечером познакомилась с одной женщиной — мало того, что на свиноферме работает и трупы норовит по канализации рассовать, так еще и брюзга! Бывает же такое?
Пришлось согласиться, что бывает.
— А куда вы сейчас?
— Сейчас в кафе. — Я зябко поежилась. — Хочется выпить горячего кофе и съесть пару бутербродов. Есть тут неподалеку одно заведение. «Лилия» называется.
Наталья понимающе кивнула и, покосившись на проходящего мимо Костю Черепанова, едва слышно прошептала: