Пещера Черного Льда
Шрифт:
— Значит, суллы были первыми людьми на Обитаемых Землях?
— Так гласит легенда. Она же говорит, что их прогнали сперва с Дальнего Юга, потом со срединных Мягких Земель, и они наконец нашли свой дом на Севере. На всем Севере, а не только на Северной Твердыне, Змеином Берегу и Красных Ледниках, которые принадлежат им теперь. Весь Север был их — от Дробящихся Полей на самом краю до Старого Козьего перевала в этих горах. — Ангус говорил резко, и глаза у него потемнели. — Поэтому этот ход, некогда проделанный суллами для того, чтобы ходить через горы и спускаться со
— А кто это — Горная Королева? — спросила Аш. — И Мокрые Плащи? Никогда о них не слышала.
— Это люди иных времен, тех, когда не родились еще ни Красный Священник, ни лорды-основатели, когда единая вера еще не воцарилась в Мягких Землях на юге, когда миром правили императоры и короли, которые пользовались магией как оружием.
Райф отвел факел подальше от себя — в сыром воздухе тот трещал и плевался.
— Ты говорил, что суллы — сами колдуны. Почему же они тогда сами не создали свою империю?
— Создали когда-то. Давно. Но теперь у них одна цель — выжить.
Райф хмуро продолжал шагать вперед. Слова Ангуса не совпадали с тем, что о суллах говорили в клане.
— Но суллы самые свирепые...
— Да, — прервал его Ангус. — Суллы — самые свирепые воины, когда либо поднимавшие знамена на Севере. Им приходится быть такими. Они живут сами по себе, ни в ком не нуждаясь, и все короли, императоры и военачальники Обитаемых Земель уже тридцать тысяч лет испытывают страх перед ними. Суллов гнали на север и восток с самого юга, и теперь все, что у них осталось, — это Облачные Земли. — Ангус успокоился и говорил теперь со странным холодком. — Мне жаль того, кто попытается отнять у них это... ибо им больше некуда идти.
Райф и Аш переглянулись, взволнованные словами Ангуса. Глаза Аш в темном подземелье казались почти голубыми.
— Надо оставить что-то за проход, — сказал Ангус прежним добродушным тоном. — Это старый обычай и может показаться глупым — ведь тут нет никого, кроме летучих мышей. Но Дарра отрежет мне уши и засолит их, если я не уплачу подобную пошлину.
— Дарра? — повторила Аш.
— Моя жена.
Аш ничего больше не сказала, и воцарилось молчание. Райф вынул из волос серебристый обруч и подал Ангусу.
— Оставь вот это.
Ангус стиснул его пальцы своей красной ручищей.
— Нет, парень. Это знак твоего клана. Побереги его. Я сам уплачу.
— Возьми.
Как видно, в его голосе было что-то особенное, потому что Ангус пристально посмотрел на него и кивнул:
— Как хочешь.
Ангус стиснул обруч в кулаке и стал мять его на ходу. Ход стал более узким и низким, поэтому ему и Аш приходилось быть внимательнее с лошадьми. Из трещин в камне сочилась влага, образуя маслянистые лужи, которые все обходили.
Райф зажег второй факел, и новый яркий огонь осветил какие-то знаки на камне. Нет, не на камне, поправил себя Райф, а в нем. Луна и звездное небо темной синевой и жидким серебром просвечивали сквозь слой камня, тонкий,
То и дело от главного коридора ответвлялись боковые ходы — черные дыры, всегда ведущие вниз. В таких случаях Ангус напоминал им о необходимости держаться кучно. Самый большой колодец был темен и крут, как рудничный шурф, и тысяча узких ступенек в нем вела, казалось, в самые недра ада. Из его глубин на Райфа повеяло холодом. Аш, видимо, почувствовала не только это и не стала сопротивляться, когда Ангус взял ее за руку.
— Пожуй рутовый лист — помнишь, я говорил тебе? — напомнил он.
— Вы говорили, что им пользуются писцы, когда им приходится работать ночью, что от него проясняется в голове.
— Вот-вот. Пожуй его, только не глотай. Каков он на вкус то? Я уже позабыл.
Аш ответила что-то — Райф понимал, что Ангус просто хочет занять ее разговором. Райф тоже присоединился к беседе, и вдвоем они провели Аш через самую глубокую часть хода. В какой-то миг, когда они перешли на другие зимы — одна из немногих тем, которую они могли обсуждать, не вторгаясь в прошлое друг друга, — Райф и сам начал что-то чувствовать. Сначала ему просто свело лопатки, что он приписал недостатку сна, потом давящее чувство распространилось на грудь, сжав сердце и легкие, словно вторая, внутренняя реберная клетка.
Все это нарастало медленно несколько часов, и Райф не сразу распознал, что чувство это — не что иное, как страх.
Даже когда показался конец тоннеля и Ангус, остановившись, совершил небольшой ритуал с серебряным обручем, Райф так и не понял, чего же он, собственно, боялся. Над склоненной спиной Ангуса он обменялся взглядом с Аш.
Она знала. Знала, что это такое.
— Смертельная гора уходит глубоко, — только и сказала она, но этого хватило, чтобы в Райфе забрезжило понимание. Что-то присутствовало внутри горы вместе с ними. Что-то, знавшее, что они здесь.
— Эль халис нитбанн расе гархаль, — точно издали донеслись слова Ангуса. Райф не знал, что это за язык. Надев серебряный обруч на выступ скалы, Ангус оросил его последними каплями из своей кроличьей фляжки и зажег. Голубое пламя вспыхнуло и погасло, оставив на серебре налет, похожий на древесную плесень.
— Ну вот. Это умилостивит сулльских богов. — Из всех приношений они больше всего любят кровь и огонь.
Ангус выпрямился, взял гнедого под уздцы и повел к выходу из тоннеля.
Аш миг спустя последовала за ним, и Райф остался у скалы один. Испытывая сильное желание потрогать обруч в последний раз, он переборол его и вместо этого запустил руки в свои длинные, до плеч, волосы. Теперь люди, увидев его, не сразу поймут, из какого он клана. Оно и к лучшему, сказал он себе и срезал кожаную тесемку со своего тулупа. Он не верил в это, но, может быть, вера придет позднее.