Пещера мечты. Пещера судьбы
Шрифт:
Я преднамеренно опустил в своем описании еще одну немаловажную составляющую подземного мира — его совершенно уникальную и временами фантастически красивую флору и фауну. Просто потому что о растительном и животном мире пещер, если уж начинать рассказ, то — длинный и обстоятельный. Лучше посвятить этому отдельную главу. Она нас ждет впереди.
Все посещения красивых мест пещеры так или иначе тесно связаны с неторопливым созерцанием, будь это по пути на рабочий выход или с него, на фотографическом выходе, прогулке за водой или специальной экскурсии. Иногда достаточно нескольких минут, а иногда созерцание растягивается на полчаса-час. Вершина блаженства — это когда в сепульке еще и найдется фляжка с водой, кружка, таблетка гексы, и немного чаю или кофе. В залах без звучной капели музыка тоже иногда способствует восприятию, но далеко не всякая. Интересно — в нашем фильме «Ищите белые пятна», получившем вторую
Одна из наших основных традиций состоит в том, что после постановки подземного лагеря, даже если сепуление заняло сутки, организуется созерцательная экскурсия в ближайший красивый зал. Не поздоровавшись с пещерой таким образом, совершенно невозможно снять забросочный стресс и быстро переключиться на своеобразный и неторопливый стиль жизни под землей.
Главная разница между туристами и спелеологами, с чего я, собственно, и начал эту главу, заключается в том, что первым разнообразные красивости доставляют только удовольствие, а последним — еще и немалое количество неудобств впридачу. Как разок выразился Витя Шаров, геликтиты — они до тех пор красивости, пока не началась топосъемка. Потом они немедленно превращаются в стадо взбесившихся червяков, единственная цель существования которых — повыдергать тебе все волосы.
Весьма показательно, что именно волосы. На репортажных фотографиях из Кап-Кутана читатель не увидит такого, казалось бы, неотъемлемого атрибута спелеологии, как каски на головах. Кроме, конечно, того случая, когда фотограф прихватил их с собой исключительно для того, чтобы пещера реальная стала похожа на пещеру из детских книжек. И это отнюдь не случайно. В пещере каска нужна совсем не для того, чтобы не стучаться головой о потолок. Назначение каски исключительно в том, чтобы защитить голову от сброшенных напарником или веревкой камней в вертикальных колодцах. Ну еще, пожалуй, чтобы служить креплением для налобного света. Вертикальных участков у нас совсем мало, организация навесок на них полностью исключает падение камней или элементов снаряжения, кроме разве что случая выроняния лезущим чего-нибудь из кармана, а на этот случай всюду есть камнебезопасные укрытия. А в качестве кронштейна для света каска совсем не так удобна, как кажется. Она тяжелая, неповоротливая, и мешает вытирать пот. Крепление света просто эластичной лентой на лбу во много раз практичнее.
Что же касается стучания головой о потолок, то, как показывает практика, человек без каски уже на второй день обретает что-то типа дополнительного глаза на затылке и практически перестает соприкасаться с потолком. Конечно, без каски оно чуть больнее, но ударов, хоть сколько-то опасных, просто не бывает, а пещерные красивости остаются много целее. Спелеолог в каске сносит их без счета, а спелеолог без каски больше дорожит своей головой, и просто об них не стучится. Конечно, кроме особых случаев. Есть даже такой анекдот-загадка, слегка адаптированный к Кап-Кутанской тематике:
Что такое дзинь-дзинь-мяу-мяу? — Трамвай котенка переехал.
А что такое дзинь-дзинь-гав-гав? — Жена с работы пришла.
А что такое дзинь-бля-дзинь-бля? — Первопрохождение.
Последняя часть загадки чрезвычайно точно описывает звуки при первичном обследовании заросших геликтитами лабиринтов. Как ни пытаешься обползти все кусты и ничего не сломать, но — пока тропа не накатана, ежесекундно что-нибудь ломается. С мелодичным звоном. Который сопровождается сочным матом только на первых метрах, а далее проходит под аккомпанемент устало вставляемого основного неопределенного артикля русского языка. Вообще на прохождении таких лабиринтов всегда стоит вопрос — идти или не идти. Красоту уничтожать всегда жалко, поэтому если нет достаточной уверенности в том, что впереди есть что-то большое, и что нельзя обойти менее хрупкой дорогой, то лучше не идти. В некоторых ситуациях мы даже преднамеренно оставляли не пройденными явные продолжения, не имеющие других путей проникновения в них — просто потому, что не хотелось ломать растущий в проходе куст уникальной красоты.
Разрушаемые при первопрохождении натеки есть главный источник материала для минералогических исследований. Практику отбора даже аналитического материала путем преднамеренного разрушения мы извели полностью. Но это не касается троп первопрохождения.
Между прочим, первопрохождение само по себе — ерунда. Топосъемка в красивых залах и лабиринтах — гораздо большее мучение, чем собственно первопрохождение. Они за счет всевозможных красивостей и так имеют сложную и обычно не просматриваемую конфигурацию, поэтому носиться как тому, кто с компасом, так и тому, кто с концом рулетки, приходится вполне изрядно. А тут еще и натеки, которые нельзя сшибать и пачкать, но которые совершенно вмертвую цепляются за комбез, рулетку и особенно за шланг гидронивелира, озера, в которые нельзя наступать — словом, хоть бабочкой порхай. На третьем или четвертом часу такого развлечения видеть все эти красоты уже не хочется, а хочется, наоборот, добраться до чего-нибудь, где будет на что без ущерба натекам умостить свой грязный зад, куда плюнуть, и чтобы глаза отдохнули от всей этой заковыристой хреномотины. Вери блятифул!
Что еще хуже — это когда через красивые места надо тащиться за водой. В отличие от топографического набора, канистра с водой еще и весит изрядно — пуд с гаком. Тропа, по которой налегке можно нормально идти или ползти не сшибая ничего вокруг, может превратиться в практически непреодолимое препятствие, если в руке имеется такой нарушающий равновесие предмет. Самое же безобразие именно в том и состоит, что это неизбежно — основные озера и водокапы неразрывно связаны с красивыми местами. Причем именно того типа, где и без канистры ходить нелегко — скользко и покато. Практически все питьевые источники связаны с водой, поступающей из каньонов, а ее под каньонами достаточно для формирования натеков «обычного типа» — сталактитов, сталагмитов, покровных кор. Все это имеется в больших количествах, гладкое, скользкое и мокрое. Озера же в сухих участках пещеры, где растут гипсовые кристаллы и возможны удобные и не скользкие тропы, наполняются конденсирующейся на стенах влагой, насыщенной солями магния подчас до полной несъедобности.
Разумеется, все это совершенно серьезное возмущение паскудным поведением натеков держится только до очередного перекура. После пяти минут отдыха оно улетучивается как дым, и уже опять тянет выбраться на обзорную точку и продолжить отдых там. В молчаливом созерцании.
СТОЯНКА HOMO SAPIENS KAPKUTANIS
Стоят на пригорке два быка — старый и молодой. Внизу пасется стадо коров. «Слушай, друг, — говорит молодой старому, — а давай быстренько спустимся с пригорка и оплодотворим вон тех двух симпатичных телок?» — «Нет, мы спустимся медленно-медленно, и не уйдем, пока не оплодотворим все стадо».
Приведенный анекдот является чуть ли не самым популярным в спелеологической среде, к тому же — во всем мире. Спелеологи — люди обстоятельные, основательные и неторопливые, российские спелеологи — вдвойне. Спелеологи, исследующие Кап-Кутан — втройне.
Есть еще один анекдот, точнее загадка. Пещера Жан-Бернар, на плите над большим колодцем горит два огонька — что это такое? Ответ — два французских спелеолога готовятся к спуску. Второй вопрос — та же пещера, та же плита, горит три огонька — что такое? Шесть польских спелеологов готовится к спуску. Третий вопрос — та же пещера, та же плита, горит четыре огонька — что такое? Один русский спелеолог готовится к спуску. Кап-Кутанские спелеологи Жан-Бернар обычно не посещают, иначе в четвертом вопросе фигурировал бы еще как минимум примус с чайником и слышался бы стук кувалды.