Песец всегда прав
Шрифт:
— Он многогранный юноша, — подтвердил император. — Получили вы с ним много проблем. Шелагины собрались на него сегодня опять жаловаться, да я слушать не стал.
— И правильно, Костенька. Выставили мальчика как приблудного щенка, да еще и пытаются его грязью поливать. А ответственность? Почему Шелагины не захотели взять на себя никакой ответственности за столько лет выращиваемого ими ребенка? И с формулировкой такой мерзкой выставили.
— Арина Ивановна, согласись, на то были у них веские причины. Я даже удивлен, что фамилии не лишили, хотя имели полное право.
— Вон ты как рассуждаешь… Право
— Покажу, Арина Ивановна. Мне скрывать нечего. Ничего там не изменилось с прошлого раза.
— Ты какой-то сегодня не такой, Костенька, — подозрительно сказала Живетьева. — Странно мягкий и на все согласный.
— Настроение хорошее… Не смотри на меня так. Не потому, что тебя безупречно обокрал. А может, и потому… А-ха-ха, смешная, ты поверила. Пойдем посмотришь, что у меня твоих вещей нет, и успокоишься.
Жаль, что вазы я никак не успеваю доставить и засунуть в сокровищницу. Но кто знал, что они окажутся столь дороги сердцу Живетьевой?
«Нерационально. Император сообразил бы, что в его сокровищницу свободно попадает кто-то еще. Сам он вазы не ставил? Не ставил. Но они там? Там. Значит, тот, кто обворовал Живетьеву, ходит по дворцу как у себя дома. И это точно не Николай».
Тем временем подельники дошли до сокровищницы, и император даже с небольшой ленцой сказал:
— Ну что, убедилась? Нет здесь ничего твоего.
У Живетьевой на этот счет наверняка было другое мнение, но она не стала говорить: «Всё твоё — моим будет», а тяжело вздохнула, судя по звукам, походила по сокровищнице и недовольно буркнула:
— Даже если украл, держишь в другом месте. Неужели всё-таки Коленька? Но один он бы не сориентировался так быстро. И вывозить, опять же… Эрни?
— Ну вот, Арина Ивановна, и нашла ты виновного, — довольно сказал император. — Что касается устроенного тобой разгрома, жду извинения. И счет я тебе выпишу. Никто не имеет права разносить мой дворец. Он мне дорог во всех смыслах.
— Да сколько я там разнесла, — завиляла Живетьева. — Не убила даже никого.
— Сколько бы ни разнесла — заплатишь за всё, — уже жестко сказал император. — И за представление, и за порчу имущества. Был бы кто другой — прибил бы сразу не глядя. Но тебя я уважаю, потому и решил поговорить сначала. Но, Арина Ивановна, это — последнее предупреждение. Если устроишь еще одно такое представление, жалеть не буду.
— Ладно, Костенька, поняла. Сорвалась. А как не сорваться, сам посуди? Проблема за проблемой. Целители вразнос пошли. На наглого Огонькова никакие угрозы не действуют. Возомнил себя богом, всё это плохо отражается на порядке в Гильдии. С Шелагиными мы оплошали со всех сторон: и убрать не удалось, и Эрни с Николаем себя выдали, и участок пришлось отдать. Мой участок, выстраданный потом и кровью, с очень важным источником целительской энергии. У меня, конечно, есть еще один, но он послабее, и если раньше мы могли продавать накопители на сторону, то сейчас только-только для личных нужд хватает. И всё из-за Шелагиных.
Неужели у Живетьевых есть еще где-то выход на Прокол? Причем, скорее всего, совсем низкоуровневый, если энергии от него идет меньше, чем от Прокола второго уровня.
— Ты мне еще здесь поплачь, чтобы я
— Зачем мне тебе помогать? Выгоды ни мне, ни Коленьке. А заняться мне и без того есть чем.
— Поставлю твоего правнука губернатором. Оформим как передача князем княжества. То есть формально князем он станет.
— Денежки, Костенька, всем нужны денежки. Что толку от того, что он будет считаться князем Шелагиным, если повиснет на балансе Живетьевых? Ты меня этак вообще по миру пустишь. Аппетиты у Коленьки хорошие, их бы за твой счет утолять, а не за счет бедной ограбленной женщины.
— Я же сказал про губернаторство. И личная собственность Шелагиных тоже отойдет к нему, — сказал император, заставив меня остро пожалеть, что мы все же не отправили Николая в полет после его попытки нас взорвать. Любовь императора с Живетьевой, похоже, ничем не уничтожить. Не повлияет на нее просмотр видео. В идеале их бы в полет отправлять втроем. Глядишь, если высота будет хорошей, даже хваленая целительская регенерация не справится при приземлении.
— Слово? — недоверчиво уточнила Живетьева.
— Слово.
— Хорошо, решу вопрос с Шелагиными сама.
Она опять закряхтела, превратив голос в совершенно старушечий, и зашаркала на выход, возвращаясь той же дорогой, что и пришла. Когда расстояние между подельниками значительно увеличилось, император пробурчал себе под нос:
— Чтоб тебе шею на Шелагиных свернуть, карга старая. От тебя уже давно больше вреда чем пользы. Избавиться бы от тебя, да как?..
Но предупреждать князя Шелагина он не стал, не пошел в зал Совета, где ему наверняка принялись бы задавать неудобные вопросы про громкий визит Живетьевой.
Та из дворца вышла, огляделась, скромно засеменила к воротам, разбудила охранников, после чего спокойно села в автомобиль, который направился в ее новое поместье. Николая, видно, она пока решила не допрашивать — всё равно правды от него не дождешься. Вид старушка имела весьма задумчивый и не обращала внимания ни на что и ни на кого.
— Возвращаемся? — предложил я Шелагину-младшему. — Здесь все закончилось, и даже никто не умер.
Ехать подслушивать Живетьеву было бесполезно: она не станет ни с кем обсуждать, как ей ловчее убить Шелагиных, чтобы расчистить дорогу «Коленьке». И если займется нашим устранением, то только лично. А вот с императора станется поручить подбросить бомбу в самолет. Это не страшно, это можно будет выявить до взлета, если вдруг охранники прокараулят. Вариант похуже: взрывчатка будет доставлена, когда мы уже будем в воздухе. Но оба эти варианты предсказуемы, в отличие от того, что может придумать Живетьева.
Шелагин-старший и Беспалова вернулись почти сразу после нас. Князья на Совете приняли близко к сердцу информацию о нападении одинокой целительницы на дворец, но что-то противопоставить нападавшей не рискнули. И вообще отложили все обсуждения на завтра. А стоило только Живетьевой уехать, как и князья поторопились покинуть столь ненадежно охраняемое место.
Тем не менее Шелагин-старший решил прием не отменять, тем более что приглашены были только избранные. Человек десять, не более, с которыми разговор зайдет в том числе и об обнаглевших целителях.