Пешие прогулки

Мир-Хайдаров Рауль Мирсаидович

Амирхан Даутович расценил его просьбу как возможность проверить соседнюю комнату: нет ли там какой-нибудь приготовленной для него опасности, засады. И чтобы гость успокоился – а Амирхану Даутовичу побольше хотелось выведать у него, и, похоже, можно было рассчитывать на удачу, потому что человек явно принадлежал к породе упивающихся собственным красноречием, – прокурор пригласил его в зал.

Керамика, видимо, нисколько не интересовала гостя – в комнатах он задержался не более двух-трех минут. Вернулся он в кабинет более спокойный и сказал разочарованно:

– И эти черепки оценили в сто пятьдесят тысяч?! Впрочем, хорошо, что остановились на этой сумме, потому что на лондонском аукционе в последние годы

продано несколько известных коллекций керамики, и гораздо дороже, чем коллекции из Анкары и Порт-Саида. Эти коллекции, доложу вам, также сравнивались с коллекцией вашей жены, особенно с той, что выставлялась в последний раз в Цюрихе, и некоторые искусствоведы отдавали предпочтение вашей. Что и говорить, хорошо поработали люди в Москве, горы газет перелопатили, копии со статей в зарубежных журналах и газетах поснимали, они-то и подали идею исходить из оценки лондонских аукционов. Все статьи, где указывалась достаточно высокая предполагаемая цена коллекции или отдельного экспоната, были высококачественно отсняты на японской копировальной машине и тут же, рядом, давался перевод на русский язык.

Эти документы, а их набралось немало, прилагались к каждой анонимной жалобе на вас. Так что бедным экспертам ничего не оставалось, как следовать по указанному нами пути и видеть коллекцию глазами восторженных западных журналистов, иначе бы их заподозрили в симпатиях к вам, необъективности, некомпетентности. Хотя я убеждён, надумай какой наш музей приобрести у вас эти черепки, вряд ли предложил бы более тысячи рублей. Но тысяча нас не устраивала – какой от тысячи резонанс, что она для общественного мнения – нуль! Вот сто пятьдесят тысяч – это масштаб! Сто пятьдесят – это хапуга, за сто пятьдесят во всех смертных грехах можно любого обвинить… Но в то же время, оцените, и не миллионы – цифра должна быть реальной.

Амирхан Даутович внимательно слушал ночного пришельца: тот явно хотел дать понять, что он в курсе всех неприятностей прокурора, и даже больше – он выдавал себя за одного из стратегов, организующих эти неприятности.

Амирхан Даутович пытался вспомнить, где-то он видел это жёсткое, волевое лицо, характерный прищур пугающих холодом глаз, высокий лоб с едва заметными залысинами – то ли в картотеке особо опасных преступников, то ли встречал фотографию в документах, когда просматривал личные дела, инспектируя колонии на территории области. И вдруг, то ли желая сбить с него спесь, то ли проверяя, все ли он знает, Амирхан Даутович спросил:

– Не вы ли вскрыли у меня в прокуратуре сейф?

Для незваного гостя вопрос не оказался неожиданным – он сделал презрительную гримасу:

– Не мой профиль, шеф. Берите выше, я работаю не отмычкой, а головой.

– И опять он поправил свою безукоризненную причёску. – А что касается вашего сейфа, то, конечно, открыл его человек, отбывающий тут срок, но он о нашем деле, то есть о вашем, ни гугу. Ему сказали, что областной прокурор потерял ключи и его надо выручить. В сейфе нас прежде всего интересовали ваши амбарные книги по каждому району. В обмен на информацию из этих книг мы хотели получить содействие должностных лиц против вас. И, как видите, план вполне удался. Суд в районе, где случилось преступление, прошёл без сучка и задоринки, и в Сардобском районе, где расположена Балан-мечеть, тоже оказали всяческую поддержку, судя по заключению комиссии полковника Иргашева. А за то, что повредили альбом, вы уж извините – у нас другого выхода не было. В вашей дыре нет копировальной машины, передающей цвет, а Духовное управление могла тронуть, вызвать праведный гнев только подлинная фотография.

– Почему вы мне все это рассказываете? Не боитесь, что каждое ваше слово в определённой ситуации я могу повернуть против вас? Организованная преступность у нас карается сурово.

Незнакомец зло рассмеялся в ответ:

– Не

боюсь, товарищ прокурор, не боюсь. За это и деньги получаю. «Организованная преступность»… Как вы боитесь произнести это определение, как вообще боитесь что-либо сообщать народу о преступлениях и преступниках, все тешите себя иллюзией: этого у нас нет, этого быть не может. Скажу вам, раз выпала мне такая честь – пообщаться с самим прокурором, попавшим в беду: преступность в основном и есть организованная, и так организована, что вам и представить трудно, иначе бы вы успешнее боролись. Вы же умный человек, разве вас не пугает такая компания: Суюн Бекходжаев, Герой Труда, депутат Верховного Совета, председатель колхоза, Акрам Садыков, член бюро обкома, крупное должностное лицо, тоже депутат, Иргашев, начальник областной милиции, прокурор Исмаилов, и я, профессиональный преступник, – будем называть вещи своими именами.

Вот вы прокурор, из тех, что не идут на сделку с совестью, – уж мы-то знаем, кто есть кто. Наверное, о том, что вы достойный человек, знают и люди на высоких постах, – почему же они оставили вас одного против Бекходжаевых, почему на бюро не приехал прокурор республики, чтобы защищать вас? Честно говоря, строя планы, мы не были уверены, что удастся растоптать прокурора области такими сомнительными анонимками и демагогическими выступлениями, но Садыков оказался прав, он, конечно, лучше знает вашу среду

– у нас, в преступном мире, так легко оболгать человека не удалось бы. Воистину тут, у вас, сместились все понятия о нравах.

– Ну, какие у нас нравы, позвольте разобраться нам самим, обойдёмся без благородной помощи преступного мира. Не все так мрачно, как вам видится, молодой человек. А союз ваш – ненадолго, не так уж много в наших рядах Иргашевых, Бекходжаевых, иначе бы вы сейчас не отбывали срок, – прервал Амирхан Даутович философствующего преступника и заметил, что ночной посетитель нервно среагировал на его последнюю фразу. Значит, угадал…

– Много ли, мало, а вам они испортили жизнь, сломали карьеру. Ваша песня спета, прокурор, вы проиграли. А впрочем, давайте не будем препираться, мы люди полярных взглядов, проговорили уже с полчаса, а к делу и не приступали…

А прокурор, глядя на удобно устроившегося в кресле человека, думал о закрытых совещаниях в прокуратуре республики, где его коллеги не раз пытались поднимать вопрос о сращивании организованной преступности с органами правопорядка у них в крае, и как такие разговоры круто пресекались, а то и поднимались на смех, хотя примеры приводились далеко не смешные. Амирхан Даутович сейчас не поручился бы, что этот уверенно державшийся ночной визитёр – «гастролёр» и прибыл откуда-то из Ростова или Грозного, Москвы или Тбилиси. Он вполне мог быть выпущен полковником Иргашевым на время операции из мест заключения на территории области.

Если бы он мог, если бы он только мог задержать этого незваного гостя! Но Азларханов понимал, что сделать ему это не удалось бы. Во-первых, того наверняка подстраховывали, – возможно, сообщник стоял в тени летней веранды и в мгновение ока оказался бы в комнате; во-вторых, преступник был вооружён. Амирхан Даутович сразу, ещё в прихожей, отметил едва заметную ремённую лямку пистолета под мышкой – тонкий модный пиджак гостя не очень годился для такого снаряжения. А главное – что он мог сделать после двух инфарктов и тяжелейшей пневмонии с человеком безусловно сильным, да и жестоким. Глупо было бы погибнуть от пули, от приёма карате или кунфу, которыми, несомненно, владел этот человек, – не исключено, что ощущение этой власти силы над другими подтолкнуло его стать преступником. Обиднее всего, что убийство такое, случись оно, вряд ли когда-нибудь раскрылось бы: преступник к утру вернулся бы к месту заключения, и какая светлая голова догадалась бы искать убийцу за тюремной решёткой?