Пешка треф атакует
Шрифт:
Когда мы после ресторана, будучи в некотором подпитии всем дружным коллективом ввалились в вагон, находящиеся там парижане посмотрели на нас с интересом. Русские командированные в парижском метро отличаются дорогими шмотками и мощным парфюмом. На задней площадке вагона, где мы расположились, сидел баянист. Увидев нас, он встрепенулся и завел какую-то заунывную песню. Сергей Сергеевич подошел к нему, сунул купюру и баянист заиграл песню Джо Дассена «Если б не было тебя». После этого Руденко подхватил меня и мы стали с ним танцевать прямо на задней площадке вагона метро. Надо сказать, что я очень
– Катя, – сказал Сергей Сергеевич. – Вы потрясающая женщина.
– Да ну вас, – я почувствовала, что краснею.
– Нет не ну. Это именно так. И я вам должен сказать, что встреть я вас несколькими годами ранее, ни на минуту не задумался и сделал бы вам предложение.
Я замерла, даже рот от удивления открыла. Ничего себе признаньице. И чего дальше будет?
– Но, увы, – тем временем продолжил Сергей Сергеевич, – я глубоко и бесповоротно женат.
– Так я тоже вроде бы замужем, – ни к селу ни к городу вставила я. Вообще, кроме того, что Руденко мне просто катастрофически нравился, при общении с ним я постоянно ловила себя на какой-то особой, совершенно не свойственной мне неуклюжести. А это, как следовало из Жанкиной книжки, свидетельствовало о том, что мне Сергей Сергеевич Руденко по гороскопу приходится самым настоящим «хозяином». Вот вам и роковая женщина. Вот вам и пешка, бьющая туза!
– Поэтому и выходит, что не быть нам вместе, – с глубокой печалью в голосе продолжил Сергей Сергеевич. – Никак не быть. Ой! Моя станция, – он чмокнул меня куда-то в висок и выскочил из вагона. Я так и осталась стоять с открытым ртом.
– Чегой-то было? – поинтересовался у меня Ковальчук. – Да, заткнись ты!
Это он уже сказал музыканту и сунул ему какую-то купюру.
– Чертовы русские, – на чистейшем нашем языке проворчал баянист. – На вас не угодишь. То играй, то не играй, а то и вовсе заткнись. Хамы.
– «Прощание славянки», давай, – Ковальчук выдал баянисту еще одну купюру. – По-моему, самая сейчас подходящая вещь!
– Даю, – баянист ухмыльнулся и заиграл марш.
Мне захотелось плакать. У меня под «Прощание славянки» особенно хорошо плакать получается, даже слезы на глаза навернулись.
– Пойдемте-ка, Екатерина Андреевна, выпьем, – Ковальчук потянул меня к выходу. – Вот и станция как раз наша.
Мы помахали руками всем оставшимся в вагоне и вышли.
Отель наш располагался недалеко от станции метро. Впрочем, в Париже всё располагается недалеко от станций метро. Мы с Ковальчуком уютно устроились за стойкой бара, положили перед собой свои мобильники и заказали коньяку.
– Во Франции надо пить сухое вино и коньяк, – доложил Ковальчук. – Сухое вино мы уже пили. Нужно отметить, благодаря щедрости господина Руденко, весьма хорошее. Будем повышать градус, значит, коньяк.
Я не спорила, коньяк так коньяк. Настроение было ни к черту. Было жалко себя, Сергея Сергеевича и даже почему-то Ковальчука.
– Ну, рассказывайте, Екатерина Андреевна, он вас грязно домогался и звал в нумера или предложение делал?
Нам принесли коньяк, я сделала глоток, и сразу же сделалось
– Нет, наоборот, рассказывал, что женат, поэтому ни в нумера звать, ни замуж он меня не будет.
Не знаю, почему я это рассказала Ковальчуку. Наверное, чувствовала острую необходимость поделиться. Ковальчук тяжело вздохнул.
– Ну и дурак, – добавил он после недолгого молчания.
– В смысле?
– На фига тогда павлином выступать, танцы эти танцевать, вино за бешеные деньги, червонцы в толпу? – Ковальчук махнул руками, изображая кидание червонцев в толпу.
– Из уважения. Так сказать, отдал дань моей исключительности, – от гордости я слегка выпрямилась, правда, при этом чуть не свалилась с барного стула. Да, с коньяком, похоже, пора завязывать.
– Не понимаю и не пойму никогда, – Ковальчук одной рукой поймал меня и задвинул на место.
– Чего тут непонятного? Человек просто примерный семьянин. Или, по-вашему, я не исключительная? – встрепенулась я.
– Исключительная, конечно. Кто спорит? – Ковальчук успокоительно и как-то по-товарищески похлопал меня по плечу. – Только если ты такой примерный семьянин, тогда нечего женщине мозги пудрить! Примерный семьянин – бегом марш к жене! Гадецкий наш примерный семьянин, вот кто. Он без жены ни шагу.
– Вы сами-то женаты?
– Был. Слава богу, избавился, наконец. Бррр! – Ковальчук странно потемнел лицом и его слегка передернуло.
– Не сошлись характерами?
– Ага. Много там чего не сошлось. Да к тому же я, видите ли, не по средствам живу.
При этих словах Ковальчука я захихикала, залпом допила коньяк и пожала Ковальчуку руку.
– Мы с вами, оказывается, похожи. Вот никогда бы не подумала, – я окинула взором внушительную лысину Ковальчука. – За это надо выпить!
Ковальчук махнул рукой бармену, тот радостно наполнил наши рюмки. Мы чокнулись.
– Поясните, – попросил Ковальчук.
– Я тоже не по средствам живу. Причем с самой свадьбы. Вечно в долги влезаю. Только вот, что думаю, если б я по средствам жила, то ничего бы у нас не было. Ни квартиры, ни машины. Ни-че-го-шень-ки!
– Согласен. Много хочешь – мало получишь, мало хочешь – ничего не получишь! Вы и квартиру сама себе купили? – в вопросе Ковальчука сквозило уважение.
– Угу. Только не себе, а семье нашей. Мы ведь после свадьбы у свекрови жили. В хрущовской двухкомнатной квартире.
– Жуть какая жуткая! Там по-моему кухня меньше пяти метров.
– Вот! А у меня от бабушки, царствие ей небесное, комната в коммуналке осталась. Только супруг мой в коммуналку ни за что ехать не хотел. Он же со своими предками жил, а в коммуналке чужие люди со всех сторон. Опять же мама родная кормила его, как на убой. Готовила ему, что он любит. Он же не знал, что я тоже вкусно умею готовить. Меня свекровь на кухню допускала только, как подсобного рабочего. Я влезла в долги и эту свою комнату с доплатой поменяла на квартирку малюсенькую. Потом её на большую, затем ещё. Потом, когда я Павлушу, сына нашего родила, родители мои тоже поучаствовали в квартирном процессе. Сказали, зачем им трешка, когда на двоих и двушки хватит. В результате я выменяла четырехкомнатную в центре. На Фурштатской.