Пешки Сдвига

Громов Вадим Николаевич

– Я очень на это надеюсь...
– Проворчала Лихо.
– Да когда эта тягомотина заткнётся-то, а?!

Бесконечное "Пау-у-у-у-у-у-ум! Пау-у-у-у-у-у-ум!", продолжало заунывно плыть везде, не усиливаясь, и не стихая - застыв на одной тональности, на одной частоте.

– Может, это как дудочка крысолова?
– Сказал Книжник.
– В одной сказке такое было - крысолов играл на дудочке, а крысы шли за ним.

– И что дальше?
– Спросил Шатун.
– Потом они устроили ему долгую, нескончаемую овацию?

– Нет. Он дошёл до водоёма, и поплыл на лодке, продолжая играть на дудочке. А крысы утонули,

все до одной. Вот так.

– А причём тут это бессмысленное бряканье, от которого у меня уже уши деформируются?

– Ну, я так предполагаю, что это вроде сигнала, на который идут мутанты...
– Замялся Книжник.
– Может быть, это и не так. Но других версий у меня нет.

– Всё может быть.
– С неопределённой интонацией сказала Лихо.
– Речка рядом, только не пока что я не вижу, чтобы они всем кагалом лезли в Му-Му играть. Честно говоря, у меня на этот счёт, нет вообще никаких предположений. Так что - дерзай, теоретик... А жизнь покажет.

Звук смолк почти сразу после того, как Лихо договорила.

– А на сердце легче, отчего-то не стало...
– Пробормотала блондинка, напряжённо прислушиваясь к установившейся тишине.
– Не стало. Отчего бы?

– Смотри!
– Вдруг выкрикнул Книжник, с враз осунувшимся, побелевшим лицом, прикипев к окну.
– Слева! Вон, там! Падает!

Остальная троица впилась глазами туда, куда он тыкал пальцем, как заведённый. Зелёные купола видневшегося слева храма заваливались набок. Неестественно, неторопливо. Как будто на них воздействовала непонятная сила, выворачивающая их с привычного места, выламывающая, крошащая красный кирпич стен.

Купол поменьше, застыл, и как будто нехотя - рухнул, нацелившись вниз отлично сохранившимся крестом. За ним начали ссыпаться остальные, падая на крышу, и перекатываясь к краю, чтобы без помех упасть за землю.

Четвёрка глядела, как заворожённая, чувствуя, как кожу съёживает чувство даже не страха, скорее - бессилия перед той силой, что, как бы забавы для - курочила храм. В следующий миг, стены храма резко осели вниз, смялись, как сминается игрушечный домик, на который упала многотонная стальная балка. Взвилось облако пыли.

– Да как же это...
– Алмаз понял, что говорит это вслух, дёргающимися от нервного напряжения губами.
– Как будто ладошкой прихлопнули. Чертовщина какая-то...

Лихо вела машину, сознание будто раздвоилось - одна часть её видела дорогу, по которой они ехали, а вторая - неотрывно глядела на то место, где полминуты назад ещё находился храм. Самое страшное было то, что вокруг была всеобъемлющая, законченная безмятежность. Даже клятые "гейши", и прочая фауна, как провалилась сквозь асфальт. Не было ни единого признака присутствия чего-то иного, видимого, заметного глазу. Там, на Горьковском шоссе - присутствовала хотя бы размытость пространства, которую и следовало опасаться. Здесь же, не было и этого. Ни малейшего искажения, излома: чистый, прозрачный утренний воздух.

– Гони!
– Первым, как ни странно, очнулся именно Книжник. Взвизгнувший так, что у блондинки - на долю секунды, заложило уши.

Дома, слева и справа от дороги начали схлопываться, рассыпаться, как куличики в песочнице, которые топчет ногами слепивший их карапуз. Всё быстрее и быстрее, один за другим. Лихо врубила скорость, и неслась вперёд, дорога была отличная, сохранившаяся.

Блондинка каким-то чутьём укоренялась в понимании того, что оазис перестаёт быть таковым. Тридцать пять лет относительно сносного житья-бытья, заканчивались стремительно и ужасно. Сдвиг с лихвой забирал накопившиеся проценты, превращая город в развалины, прочно и играючи насаживая небытие там, где ещё вчера жизнь казалась не совсем безнадёжной.

Везде, куда только падал взор, поднимались облака пыли: а небо оставалось всё таким же умиротворённым, ласковым. Желтовато-серое, верный признак того, что день будет великолепным...

Лихо гнала "Горыныча", точно так же, как это было меньше суток назад. Уповая неизвестно на что, потому что больше ничего не оставалось. В мозгу, противным, льдисто-шершавым сгустком - болталась мысль: что тогда, в Суровцах, её дар почему-то дал осечку, и она ошиблась с настоящей датой слияния миров. Что всё случилось гораздо раньше, что всё происходит сейчас... И ничего уже не исправить, не вернуть. Всё заканчивается.

Надсадно взвыв в душЕ, Лихо жёстко задавила эту паникёрскую мыслишку, закусив губу в том же месте, где она и так уже была прокушена. Теперь она взвыла уже вслух, из глаз брызнули слёзы. Яростно мотнула головой, стряхивая горячую влагу, продолжая выжимать из внедорожника всю мощь. Она не могла ошибиться, не могла! Не имела права.

"Горыныч" мчался сквозь кошмар, унося четырёх друзей навстречу неизвестности. Город переставал существовать. Выжившие, конечно же - останутся: не может быть так, что не уцелеет никто. Но по голой сути - того Нижнего Новгорода уже нет.

– Может, это, то же самое, что было в Замурино?
– Шатун проговорил это, явственно лязгнув зубами, и совсем не от того, что "Горыныч" вдруг наехал на кочку, или трещину. Не было ни кочек, ни трещин - дорога была идеальнейшая. Громиле было страшно. Страшно до жути, но он держался, продолжая неотрывно глядеть в окно, за которым строения вминало в землю. Кто-то выскочил на дорогу, суматошно размахивая руками, то ли прося помощи, то ли окончательно свихнувшись от творящегося вокруг хаоса.

Лихо, не раздумывая, повернула руль, объезжая бедолагу, не останавливаясь. "Горыныч" пролетел мимо, чудом не зацепив - с ног, и до головы испачканную в пыли фигуру.

– Не держите зла...
– Блондинка почти на полной скорости умудрилась вписаться в указанный Книжником поворот, наполовину заваленный обломками бетона.
– Это сильнее меня...

Страх, так и не ставший безрассудным, но присутствующий стойко, неотвязно - не разрешил сделать остановку, чтобы подобрать нуждающегося в помощи человека. Сбавить скорость было так же страшно, даже страшнее, чем вчера, на трассе - Москва-Владимир. Там всё-таки было что-то видимое, хоть и донельзя жуткое: а здесь же - творилась какая-то безрассудная давилка, что-то невообразимое, беспощадное. Четвёрке, наверное, было бы гораздо легче, если б над Нижним навис какой-нибудь необъятный монстр, наводящий шороху по полной программе. Страшно было даже не из-за того, что рушится целый город. А из-за того, что это происходит непонятно. За три с лишним десятка лет они повидали не так уж мало, можно даже сказать - больше, чем надо. Но рассыпающиеся от невидимых, или невидимого разрушителя, в почти непереносимо пугающую мозаику, здания - это из другой оперы. С которой они не были знакомы до этой минуты.