«Пёсий двор», собачий холод. Тетралогия
Шрифт:
— Не надо тебе бальзамчику, — осадил его хэр Ройш, — хватит постоянно хвататься за бальзамчик.
— А и то верно, мало нас, — согласился Хикеракли, — не разгуляешься. Размаху нет, народу нет. Сидим тут вчетвером, как фиги турко-греческие.
Приходилось, опять же, признать, что он прав. Хэра Ройша самого удивило, что другие члены Революционного Комитета вовсе на эти переговоры не рвались — в отличие от, скажем, давешних переговоров с генералами. По всей видимости, они по-прежнему мыслили в рамках Петерберга, а может, рассматривали делегацию из Четвёртого Патриархата как пустую формальность, неспособную принести плоды. Рвался один только Коленвал, но Хикеракли сообщил ему, что с глухими не слишком удобно
Быть может, на равнодушие Революционного Комитета как-то повлияли самозванцы? Самозванцы хэра Ройша смущали чрезвычайно — кажется, сильнее, чем кого бы то ни было. Ему не нравилось, что образ тех, кто стоит во главе текущих петербержских процессов, размывается.
Хэр Ройш был скрытным человеком — не только по природе своей, но и по убеждениям, однако же мысль о том, что кто-то в этом городе присваивает себе заслуги Революционного Комитета, почти искушала его показаться на публике лично. Почти. Он надеялся пережить это искушение и лишь поддерживал решительные меры Мальвина, беспощадно самозванцев ловившего.
Пока же хэр Ройш предпочитал ожидать столичных делегатов в недрах казарм, подальше от площадей и открытых пространств.
— Во-первых, — улыбнулся тем временем граф, — мы блюдем сакральное число. Откуда, господин Хикеракли, напрямую следует «во-вторых»: вчетвером собираются отнюдь не турко-греческие фиги — выдумали тоже! — а, прошу прощения за чрезмерность, росские патриархи. Не эти, теперешние, а подлинные. Древние и летописные.
Граф был в своём репертуаре и забыл упомянуть, что летопись древних патриархов закончилась тем, как они друг друга переубивали, и на смену им пришёл Четвёртый Патриархат. Кроме того, вот уж кто не мог похвастаться свободой. Хэр Ройш не поручился бы за подлинность этой легенды, но имелись ведь более или менее убедительные свидетельства того, что исконные патриархи были скованы друг с другом единой цепью.
Во избежание размытия образа.
— Едут, — неожиданно прервал ход его мыслей стоявший у окна Твирин, после чего распахнул наружную дверь и отдал распоряжения.
Твирин, Хикеракли, граф и хэр Ройш ожидали делегацию в одном из проходных казарменных строений Западной части. В большинстве своём те предназначались для досмотра и не слишком располагали к беседам, больше напоминая стойла, но недели более чем хватило на терпимое переоборудование. Помещение вычистили от соломы и всяческой дряни, отмыли и снабдили длинным столом. Выяснилось, что здесь даже есть камин, который удалось растопить.
Хэр Ройш ещё раз окинул глазами собравшихся. Присыпанный бриллиантами граф; Хикеракли, в последнее время несколько пополневший и отказавшийся снять свой тулуп, подбитый мехом какого-то куцего животного; Твирин в шинели рядового и с нервными, голодными глазами. Они выглядели именно так, как нужно было выглядеть, чтобы суть революции прояснялась немедленно.
Разношёрстно.
Делегаты причаливали долго, как корабль, посмеивались и охлопывались от немедленно налетевшего снега. Твирин с видимым трудом сел. Когда дверь наконец раскрылась, первыми внутрь шагнули Плеть с Гныщевичем — или, вернее, с цветущим и улыбчивым мсье Армавю. Делегаты проследовали за ним стыдливой, почти детской вереницей.
— Добрый день, — учтиво поклонился тот из них, что оказался во главе, средних лет мужчина с фигурной бородкой. — Мсье Армавю, я верно понимаю, что это встречающие? Хотелось бы не тратить времени впустую, а как можно скорее перейти к диалогу с новым Городским советом.
Последнее наименование он выплюнул с заметным сарказмом.
— Да вы с дорожки небось устали, вы присядьте на минутку! —
— Не сочтите за неуважение, — ответил красивый молодой человек, в котором хэр Ройш сразу опознал графа Асматова-младшего, — но без водки и соли вполне можно обойтись. Мы действительно несколько устали с дороги…
— Тем не менее говорить мы будем здесь, — ровно отчеканил Твирин.
Делегаты смутились. Пока они переглядывались, хэр Ройш с облегчением отметил, что способен с достаточной степенью уверенности опознать их всех.
Помимо графа Асматова-младшего, Ильяна Аркадьевича, в делегацию также вошёл граф Асматов-старший, Ван Ванович. Это было совершенно неудивительно, поскольку дочь второго и, соответственно, тётка первого являлась супругой господина Туралеева, главы петербержского наместнического корпуса. Асматовы происходили из Старожлебинска и стремились при этом оставаться столичной аристократией, но имели и значительную связь с Петербергом: старший брат Вана Асматова в Петерберге прежде жил, а ещё раньше, около пятидесяти лет назад, сразу двое представителей этой фамилии сложили с себя должности в Четвёртом Патриархате и уехали сюда из Столицы. С точки зрения личных качеств Асматовы демонстрировали, пожалуй, лучшие стороны высшего света: они были относительно честны и готовы при необходимости действовать решительно — по меркам Четвёртого Патриархата, само собой. В частности, Асматов-младший выступал категорически против единообразного налога на бездетность во всех регионах Росской Конфедерации, а старший и средний воздержались. С другой стороны, все они чрезмерно гордились древностью своей фамилии, и панибратство графа Набедренных с чернью вроде Хикеракли могло показаться им оскорбительным.
На «Метели» приехал, очевидно, граф Тепловодищев, о котором много распинался Золотце, называя его столичной версией графа Набедренных. Он был относительно молод, с придурью, а политику расценивал как игру и способ самолюбования. Следовательно, выкинуть он мог что угодно.
Два старика с косматыми бородами были, вероятно, графом Дубиным и бароном Ярцевым, хотя во втором хэр Ройш сомневался. Это Четвёртый Патриархат во плоти: консервативный, медлительный и не имеющий никакого желания идти на компромиссы. Говорить с ними было заведомо почти бессмысленно.
Но наиболее сложной фигурой являлся первый из вошедших, мужчина с фигурной бородкой; по всей видимости, барон Зрящих. Из отцовской переписки можно было заключить, что это человек исключительно себе на уме, не имеющий отчётливо выраженной лояльности, но готовый во всём увидеть личную выгоду. На подобных преференциях легко сыграть, но и цена им невелика; с другой стороны, хэру Ройшу удалось обнаружить намёки на то, что барон Зрящих с недавнего времени занят формированием в рядах Четвёртого Патриархата новой фракции, куда входит, к примеру, граф Тепловодищев, и фракция эта, ориентированная на частичную перестановку акцентов в отношениях с Европами, уже обладает изрядным весом. Означенные намёки пришли от не слишком расположенных к сплетням Асматовых, что наводило на мысли об их собственном к происходящему отношении.
— Настоящий таможенный контроль! — рассмеялся граф Тепловодищев. — Вы забываете, господа, что Петерберг — городок опасливый… Наверняка им нужно принять в наш адрес какие-то меры, и подобную дотошность можно только похвалить. Ну, что вас интересует? Досмотр? Или нужно подписать документы?
— Да что вы ломаетесь? Садитесь, говорят же вам, — фыркнул неожиданно Гныщевич, доселе благостно созерцавший сцену со стороны. — Садитесь-садитесь, никуда вам за новым Городским советом ходить не надо. Новый Городской совет courtoisement пришёл к вам на своих двоих.