Пески. Потомки джиннов

Гамильтон Элвин

– Слоны! – Изз восторженно вскинул руки, и я невольно отшатнулась, едва не ступив в костёр. – У амонпурцев есть слоны, ты знала?

– А если знала, почему не говорила? – подхватил Мазз, забросив смуглую руку на голые плечи брата и уставив на меня обвиняющий палец. Синяя кожа и синие волосы, казалось, принадлежали обоим вместе, и говорили они словно один человек.

– Давай, колись, подружка-демджи! – подмигнул мне Изз.

Я с усмешкой выкатила глаза:

– Даже если б знала, промолчала бы! Вижу, вижу, что вы задумали.

– Разве

ты не хочешь увидеть слона? – Мазз уже сбрасывал туфли, готовясь к перевоплощению.

– Нужно больше места, – озабоченно проговорил Изз, обводя руками вокруг, будто хотел раздвинуть веселящуюся толпу.

«Добром это не кончится», – с опаской подумала я.

– Что, как в прошлый раз, когда вы познакомились с носорогом?

Близнецы смущённо переглянулись.

– Ну, вообще-то…

– Слоны, они…

– Немного покрупнее… так что…

Я весело фыркнула:

– Нет уж, лучше в другой раз, когда вокруг будет меньше толкотни. Договорились?

Переглянувшись и печально вздохнув, так им не терпелось показать слона, Изз и Мазз с досадой кивнули и принялись взамен наперебой расписывать мне слона во всех деталях. Больше про Амонпур я ничего не узнала, но было ясно, что вторжение с той стороны пока не началось.

В лагере уже горели факелы и гремела музыка, пёстрая толпа пировала и танцевала. «Как хорошо, что можно не воевать хотя бы сегодня!» В такие вечера моя вера в наше общее дело становилась сильна как никогда. Вот она, вольная и счастливая жизнь, которую мы обещаем всему Мираджу!

Я заметила его в толпе часа через два и сперва не поверила своим глазам – выпито было уже немало, могло и показаться. Будто вспышка в памяти: запрокинутое лицо, беспечно хохочущий рот – как тысячу раз до того. Сбившись с шага посреди танца, я пошатнулась, едва не ступив в костёр, – хорошо, кто-то успел оттащить, иначе лучшему халату Шазад пришёл бы конец. Обернулась снова, вглядываясь в сумрак, полный весёлых лиц, – нет его, исчез словно видение…

Толпа на миг расступилась.

«Вот он, опять! Жинь! Вернулся!»

Он стоял по другую сторону от костра, в дорожной одежде, чёрные волосы запорошены пылью, небритый… Невольно вспомнилось, как кололась щетина в прошлый раз, когда мы целовались. Сердце заколотилось, рванулось навстречу, но я одёрнула себя, стараясь успокоиться, и торопливо отвернулась, пока он не заметил. Не готова я ещё с ним встречаться.

В голове шумело от вина и усталости, и я глянула на Шазад. Подруга стояла в нескольких шагах и разговаривала с Ахмедом. Руки её стремительно порхали, словно мотыльки вокруг огня, поддерживая яростный спор. Тоже подвыпила – трезвая Шазад не увлекалась лишними движениями, – однако, поймав мой взгляд, прочитала меня как открытую книгу.

Я чуть заметно кивнула себе за спину, и Шазад чуть прищурилась, как бывало в бою, когда она высматривала противника. Затем лицо её дрогнуло. Отлично, значит, точно он, а не какая-нибудь иллюзия вредной Халы.

Не

рассчитывая увидеть Жиня так скоро, я надеялась, что успею прийти в себя и встретить его спокойно. Пока же я чувствовала себя будто выпотрошенной. Стоит оказаться лицом к лицу, и все слова полезут наружу, в том числе и лишние.

Утерев вспотевшую шею, я увидела на ладони кровь. На какой-то миг померещилось, что во мне и впрямь дыра, но это просто открылась рана на шее. Поспешно наложенные в Сарамотае швы не выдержали буйных танцев. Вообще-то ерунда, царапина, но, чтобы смыться, предлог удобный.

«Жинь сбежал от меня, когда я была при смерти, так что имею полное право!»

Жара и шум праздника остались далеко за спиной. Здесь, на краю лагеря, было совсем темно, впереди смутно вырисовывались очертания целительского шатра. Под его пологом, расшитым звёздами, я проснулась в первый раз, попав к мятежникам. Шатёр целителя немного изменился с тех пор, как здесь обитал Бахи, но от этого не стало легче. Полгода назад Бахи погиб от рук моего злосчастного брата, и я до сих пор, появляясь здесь, ощущала как наяву запах горящей плоти. Неудивительно, что Шазад старалась держаться отсюда подальше, ведь она, в отличие от меня, знала Бахи с самого детства. Да и звёзды на шатре остались те же, я первым делом заметила их, войдя внутрь.

Женщина на одной из коек тревожно вздёрнула голову. Я не ожидала никого здесь встретить, во всяком случае, не спящего. Ближе к входу неподвижно лежала Саида, а напротив неё – молодой парень с рукой, забинтованной от локтя до запястья. Он также был под действием снотворного зелья, которое помогало забыть о потере пальцев. А на третьей койке лежала та самая женщина, что мы привезли без сознания из Сарамотая, – я с тех пор и не вспоминала о ней. Та, что знала мою мать. Стало быть, пришла в себя.

– Извини… – Я помедлила, придерживая полог шатра. С какой стати извиняться? Это она здесь гостья. Однако я почему-то вновь ощутила себя маленькой девочкой из Пыль-Тропы. – Не хотела тебя будить… Просто у меня… кровь. – Я показала руку, словно требовались доказательства.

– Святого отца нет… – Женщина приподнялась на локте, беспокойно озираясь в тусклом сиянии лампы. Казалось, она ищет пути бегства.

– Да, он ещё на свадьбе. – Я наконец переступила порог, и тяжёлая ткань опустилась, закрывая вход за моей спиной. – Мне нужно только кое-что взять, – объяснила я, стараясь не глядеть на Саиду.

Очнувшись полумёртвая после Ильяза, я провела в этом шатре достаточно дней, чтобы в памяти отпечатался каждый уголок. Вот он, окованный железом деревянный сундук, расписанный священными словами, где святой отец держит бинты и снадобья.

– Там заперто, – предупредила незнакомка, когда я опустилась на корточки возле сундука.

– Знаю. – Я протянула руку к горящей масляной лампе из синего стекла. Целитель всегда оставлял в шатре свет на ночь, чтобы никому не пришлось умирать в темноте.