Пески. Потомки джиннов
Шрифт:
Пальцы нащупали за подставкой маленький железный ключ. Замок послушно щёлкнул, и я откинула крышку. Под ней рядами выстроились бутылочки, коробочки с иглами и порошками, сбоку аккуратно лежали хирургические ножи и прочие инструменты. Ничего похожего на всегдашний беспорядок у Бахи, который разбрасывал свои медицинские принадлежности где попало. В душе шевельнулась горечь: был человек, и вот ничего от него не осталось.
– Мне уже приходилось тут бывать, – добавила я через плечо, вытаскивая пузырёк с прозрачной жидкостью, которой целитель промывал раны, и отставляя в сторону.
– Ты сама себе собираешься накладывать швы? – с опасливым уважением спросила женщина.
– Тоже приходилось… – Я выбрала иглу наугад и повернулась к незнакомке.
Сейчас она выглядела куда лучше, чем в тюремной камере, когда лишь на миг пришла в себя. Лихорадка прошла, глаза смотрели осмысленно, лицо почти вернуло нормальный цвет.
– Я… – начала она и вдруг запнулась, нервно облизывая пересохшие губы. – У меня есть способности к целительству… так что, если хочешь…
Помощь мне, в общем-то, не требовалась, можно было взять всё необходимое и уйти. Забыть, что когда-то была девочкой из Пыль-Тропы, мать которой звали Захия. Но тогда пришлось бы встречаться с Жинем, да и спасаться бегством от трудного разговора в очередной раз не хотелось. Опять же, втыкать самой себе в кожу острое железо не очень-то приятно.
Подсев к незнакомке, я протянула ей пузырёк с жидкостью, нитки и иглу. Женщина робко отвернула ворот моего халата и, смочив пальцы, принялась осторожно смывать запёкшуюся кровь. Кожу сразу защипало, но я не обращала внимания, а разглядывала в тусклом свете лампы склонившееся ко мне лицо, пытаясь отыскать в нём знакомые черты.
– Ты выпила, – проговорила она тихо. – Я чувствую по запаху. Спиртное разжижает кровь, вот она снова и выступила. Зашивать ничего не надо, только перевязать… и осторожнее пока с выпивкой.
То, как она произнесла последнее слово, убедило меня окончательно. Конечно, акцент сгладился за годы скитаний, но только у нас в Пыль-Тропе о питье говорят, будто сглатывая сухой комок. Напевные интонации тоже не оставляли сомнений. Я распознала бы этот выговор – мой собственный – даже среди шумного базарного разноголосия.
– В бреду ты обратилась ко мне по имени! – выпалила я, не успев смутиться. – Это имя моей матери – Захия аль-Хайза… – Я пристально глянула в глаза собеседнице. – До замужества – Захия аль-Фади.
Лицо женщины сморщилось, как от удара. Отшатнувшись, она отпустила ворот моего халата и прижала ладони к губам, сдерживая изумлённый рыдающий вздох.
Наверное, стоило оставить её в покое, дать прийти в себя, но я по-прежнему не могла оторвать глаз.
– Значит, ты Амани, – сдавленно выдохнула она наконец. Затем сердито тряхнула головой – у нас в песках женщины не плачут. – Вылитая Захия в твои годы. – Мне и раньше приходилось такое слышать. Незнакомка протянула руку, словно хотела меня потрогать. Глаза её были полны слёз. – Я как будто снова в Пыль-Тропе… в тот день, когда прощалась с сестрой.
– Что? – Я отдёрнулась, не дав её пальцам прикоснуться к щеке. – Ты… Сафия аль-Фади?
Только теперь стало ясно, что так странно притягивало
– Ты же уехала в Изман, – растерянно проговорила я.
– Да, в Изман… – Она вдруг отвернулась и засуетилась, перебирая бутылочки в целительском сундуке и окидывая их быстрым, опытным взглядом. – Отправилась туда искать свою судьбу… – Откупорив один из пузырьков без ярлыка, она задумчиво принюхалась, избегая моего взгляда.
Мне не нравилось, что она здесь. Что-то неправильное чудилось в том, чтобы среди всех бескрайних песков встретиться там, где ни она, ни я быть не собирались. Казалось, сам окружающий мир прогнулся, чтобы свести нас вместе. Не моих ли рук дело? Может, выдала что-нибудь этакое, когда мы с Жинем шагали через пустыню, а я всё ещё надеялась добраться до столицы? Взяла и случайно предрекла – не знала ещё тогда, что я демджи и не могу произнести ложь, а правда о будущих событиях может оказаться опасной, потому что насильно подгонит их под себя. Достаточно было обронить, что непременно найду свою тётку, вот звёзды и повернулись, чтобы так и вышло! Только вот правда оказалась с горькой начинкой… А может, и случайное совпадение, кто знает?
Дрожащие пальцы целительницы наконец выбрали нужную баночку и стали втирать мне в рану какую-то густую дурнопахнущую мазь.
– Как же получилось, что потом оказалась в Сарамотае? – не унималась я.
– Судьба – такое дело… – вздохнула тётушка, но подробностей я не дождалась. – Признаться, никогда не думала, что она приведёт меня в темницу руками мятежника, который вознамерился перевернуть мировой порядок.
– Малик был предателем, – возразила я, морщась от прикосновения её пальцев к больному месту.
– Ну вы же не копаетесь в душе каждого, кто хочет к вам… – Она нажала ещё сильнее. – Малик действовал от имени вашего принца, вот и всё, что я знала… ещё немного, и убил бы меня. Такой революции мы не просили. – Вытерев руку тряпкой, она отодвинулась. – Впрочем, как говорили у нас в Пыль-Тропе, есть судьба, а есть рок.
От этих двух слов я будто вновь оказалась в молельном доме на проповеди. Наш святой отец упоминал их, когда наступали особенно трудные времена. Так и есть: судьба и рок – не одно и то же, кому, как не мне, в этом разбираться.
– Вот, возьми. – Тётушка Сафия вытащила из сундука ещё один стеклянный пузырёк, на этот раз с пилюлями. – Они снимают боль и помогут уснуть.
Знакомые слова, родной выговор… В голове тут же вспыхнуло имя, и я сжалась как от удара в грудь.
«Тамид…»
Уже много месяцев я задвигала мысли о нём в самый дальний уголок памяти, но сейчас, в сумраке шатра, он будто возник перед глазами с такой же, как эта, бутылочкой – единственный мой друг из прежних времён, что зашивал когда-то мои раны и лечил ушибы.