Пески. Потомки джиннов
Шрифт:
– Надо было убить его на месте! – пробурчала Хала, глядя в сторону, но я понимала, что это сказано в мой адрес. – Жаль, меня там не было.
– Можно подумать, тебя спросили бы, – хмыкнула я, не в силах забыть ужаса в глазах Махди, когда он прижимал к себе дрожащую Далилу. Пытался меня уговорить спасти Саиду: умолять не позволяла гордость. – Хочешь сказать, тебе самой не пришло бы такое в голову, умирай там в шатре Имин?
– Нет, никогда. – В голосе Халы прорезался угрожающий рык – как всегда, если речь заходила о её сестре. – Хотя Имин запросто
– Любовь делает людей эгоистами, – вздохнул Жинь так тихо, будто не хотел, чтобы я слышала.
Кровь бросилась мне в голову, но, прежде чем я успела отпустить колкость, Хала вновь заговорила:
– Вот это тоже во имя любви? – Она подняла к свету лампы левую руку, на которой не хватало двух пальцев. – Разве что любви к деньгам! С какой это стати мы должны решать, кого казнить, а кого миловать, по одному настроению Амани?
– Хала, перестань, – буркнула Шазад.
Но золотокожая её не слушала:
– Тебе прекрасно удаётся создавать для нас угрозу! Сегодня пощадила подонка Махди, а тогда… С чего ты вдруг решила, что жизнь твоего брата ценнее всех остальных здесь в пустыне? Какой город завтра превратится в груду обугленных развалин? Кто из нас обратится в пепел следом за Бахи? А может, и брата твоего выследят и поймают, и он будет умирать медленно и мучительно, хотя ты могла избавить его…
Вскипев, я кинулась на неё, словно пуля из револьвера, но не успела Хала наводнить моё сознание жуткими иллюзиями, как между нами встала Шазад.
– Хватит, говорю!
Она оттеснила меня, но я всё ещё рвалась вперёд, обмениваясь через её плечо горящими взглядами с Халой, и тут ощутила объятия знакомых рук. Жинь притянул меня к себе, бороться сразу же расхотелось. Тепло его груди разлилось по спине.
– Не надо, – тихонько шепнул он мне на ухо. От его дыхания щекотно зашевелились волоски на затылке, и захотелось обмякнуть, сдаться. – Ты же не хочешь в самом деле с ней драться, Амани.
– Пусти! – Пересилив себя, я оторвалась от желанной неги и стряхнула с себя его на миг ослабевшие руки. Тело горело от прикосновений, но демджи не так-то просто обжечь.
– У каждого из нас есть кто-то, ради кого мы готовы перевернуть мир, – вновь заговорила Шазад. Она глянула на Халу. – Но речь сейчас идёт не о любви или родной крови, а о предательстве. Махди совершил преступление против своих соратников и должен понести наказание!
Все повернулись к Ахмеду, который до сих пор не произнёс ни слова.
– Мой отец приказал бы его казнить, – наконец проговорил он.
– Как и твой брат, – хмыкнул Жинь у меня за спиной, на всякий случай отступая на шаг. Я знала это, даже не оборачиваясь.
– Тебе нужна месть, – кивнул Ахмед. – Око за око, да?
– Око, но, к счастью, не за око, – покачал головой Жинь. – Далила осталась жива, спасибо Амани.
Мятежный
– Правителю не пристало руководствоваться чувством мести.
У меня в ушах снова зазвучали слова Махди: «Ахмед слишком слаб, чтобы удержать в руках страну».
Жинь выступил вперёд:
– Наша сестра…
– Тебе она не сестра, – оборвал принц, сердито хлопнув ладонью по столу.
Все затихли. Никому ещё не приходилось слышать, чтобы Ахмед так резко разговаривал с братом. Даже Шазад отшатнулась, растерянно переводя взгляд с одного на другого, словно не знала, как их удержать от ссоры. Пускай у Далилы с Жинем и нет общей крови, как с Ахмедом по матери или как у Ахмеда с Жинем по отцу, но все они росли вместе. Жинь всегда звал её сестрой, а она считала обоих своими братьями. Ахмед связывал всех троих воедино.
– Поэтому, – продолжал он сурово, – решать не тебе, а мне!
Жинь сердито сжал челюсти.
– Отлично! Принимай решение, а я пока присмотрю за твоей сестрой. Мне уже приходилось – после смерти моей матери. Если ты забыл, это она спасла тебе жизнь, а потом умерла, пока ты строил из себя спасителя страны, которая её похитила и пыталась убить твою сестру!
– Все остальные свободны! – рявкнул Ахмед, не отрывая глаз от лица брата. – Нам надо поговорить наедине.
– Не о чем нам больше говорить! – Жинь резко откинул полог шатра, впуская прохладный ночной воздух. Свет лампы острым клином упал на песок снаружи. – Всё ясно.
И тут прогремел выстрел.
Казалось, весь мир вокруг застыл, и мы оцепенели, пытаясь понять, что происходит. Пуля засела в дереве посередине стола, едва миновав ладонь Ахмеда, а в крыше шатра, увенчанной золотым солнцем, появилась дыра.
Первой опомнилась Шазад. Дёрнув Ахмеда за рубашку, она опрокинула его на пол и толкнула под стол – буквально за мгновение до второго выстрела, за которым последовал ещё один. Жинь тут же повалил и меня. Удар об пол выбил дыхание из груди, и я вскрикнула от острой боли в плече, но не от попавшей пули, в огнестрельных ранах я разбиралась, просто так сильно придавил Жинь, прикрывая своим телом.
Выстрел за выстрелом продолжали рвать тонкую шёлковую ткань шатра.
«Саида!» Мысль ударила в голову словно пуля.
Таких совпадений не бывает, это ловушка! Девушку нарочно отпустили с Халой – как наживку. Отпустили, а затем проследили за ними до самого лагеря.
Снаружи послышались крики и новая стрельба. Пуля врезалась в пол совсем рядом с нами, подняв в воздух фонтанчик песка. Солдаты стреляли вслепую, но могли случайно и попасть.
Я мысленно потянулась к песку, но он ускользал от моей власти. К бедру прижималось что-то холодное – я изогнула шею, оглядываясь. Подол халата задрался, и железная пряжка ремня лежащего на мне Жиня вдавилась в обнажённую кожу, лишая меня способностей демджи. Услышав над головой новый удар пули в стол, мы оба тревожно зажмурились.