Песнь дружбы
Шрифт:
— Она уже здорово обкурилась, Бабетта.
Ну, что вы на это скажете? На следующее утро почтальон принес Бабетте толстое письмо, и письмо было от Христины. О, у нее было предчувствие, недаром ей снились все эти сны.
«Моя милая, славная, дорогая Бабетта! Я люблю тебя, как мать», — так начиналось письмо Христины. По лицу Бабетты уже струились слезы. На свете есть только одна Христина, одна-единственная, Бабетта знает ее нежное, доброе сердце. Нет, нет, не говори ничего, Христина, я все понимаю! И тебе не надо стыдиться, что ты пишешь мне с таким опозданием, о нет, нет! Я все понимаю. Очень трудно, разумеется, свыкнуться
Тут же было приложено письмо к Шпану. Бабетта должна была передать письмо лично ее отцу и переслать ей его ответ. Христина очень страдала от того, что причинила отцу такое горе, но иначе она не могла. Она боялась отца. Однажды он посмотрел на нее таким злым, ужасным взглядом, и с тех пор она боялась его, с тех пор у нее было одно желание — уехать от него. «Не сообщай никому моего адреса, Бабетта, даже отцу».
У Бабетты был хлопот полон рот, но сразу же после обеда она собралась в город. Карл мог и один вымыть посуду. Письмо к Шпану жгло ее, словно огонь, оно могло оказаться чрезвычайно важным, от него, быть может, зависели судьбы людей. Ах, Шпан горюет, он даже не подозревает, что у нее в кармане лежит для него письмо от Христины!
— Мне надо сходить к Шпану! — возбужденно сказала она Герману. Он вез по двору тачку, полную травы: вчера они косили в первый раз. — Я получила письмо от Христины!
Герман остановил тачку и повернул в сторону Бабетты загорелое худое лицо. Он, казалось, не понял. Потом потупил глаза.
— Ах, так, — произнес он, — теперь я понял. Ты получила письмо от Христины?
— Да.
— Надеюсь, у нее все благополучно? — спросил он довольно равнодушным голосом, посмотрев на нее. Белки его глаз почти светились — так потемнело его лицо.
Бабетта растерянно уставилась на него. По-видимому, это его не особенно интересовало — вопрос прозвучал так равнодушно. А она-то все время воображала, что он влюблен в Христину! Ах, эти мужчины, все они таковы!
— Да, благополучно! — ответила она слегка обиженным тоном. — Она пишет, что здорова и довольна.
Герман кивнул и ничего больше не сказал. Ох, ох! Значит, и он таков, как все остальные! У них все только показное! Мужская любовь — словно перышко на ветру, мужским клятвам грош цена. Но все же она еще верила одному из них, одному-единственному. Ах, как этот человек чувствителен, нежен, как благодарен за каждую мелочь! Стоит подарить ему новую трубку, и он целый день только и говорит что о новой трубке. Но, может быть, им, этим быкам, нужно прежде стать беспомощными, для того чтобы оценить любовь женщины? Ах, боже милостивый, как разобраться во всей этой жизни!
Шпана не было в лавке, он находился наверху, у себя дома.
— У вас к нему срочное дело? — спросил приказчик.
— Да, очень срочное! Лучше всего я поднимусь наверх к господину Шпану, — сказала Бабетта. Она прекрасно знала, что это дерзость — подняться к Шпану раньше, чем ему доложат, но опа была настолько взволнована, что не в силах была ждать. А Шпан ничего еще не подозревал. На лестнице она приподняла платье и достала письмо из кармана нижней юбки.
Шпана в столовой не было. У балконного окна сидела худенькая девушка и шила медленно, стежок за стежком,
— Ах, это ты, Фрида? — сказала она. — Я тебя сперва и не узнала! Что, господин Шпан здесь?
— Здравствуй, Бабетта! Господин Шпан только что проходил здесь, он, должно быть, скоро вернется, — ответила фрау Шальке. Она с любопытством поглядывала на письмо, которое Бабетта держала в руках. — У тебя что-то важное?
— О нет, ничего особенного! Ты теперь работаешь у Шпана?
— Да, я слежу за его бельем. Он попросил меня. Ах, этот человек всеми покинут, я не могла ему отказать!
Часы в футляре красного дерева начали громко бить; пришлось переждать, пока они не умолкли.
Что-то в тоне Шальке не понравилось Бабетте — слух у нее был тонкий. Но она заявила, что у нее, должно быть, скоро тоже будет для Фриды работа. Она так обносилась, пора ей опять справить себе кое-что. И возможно, что скоро в ее жизни наступит перемена, возможно — определенно еще ничего не известно.
— Перемена? — Фрау Шальке быстро вскинула бледные веки и с любопытством взглянула на Бабетту. Она хотела по выражению лица прочесть ее мысли. Но так как Бабетта не отвечала, фрау Шальке продолжала равнодушным тоном:
— В твоей жизни что-то изменится, Бабетта?
Нет, нет, просто нужно сшить кое-что. Работы для Фриды найдется примерно на неделю.
— На целую неделю?
В таком случае Бабетта должна предупредить ее заранее. У нее теперь очень много работы, она работает в лучших домах города. В эту минуту через комнату прошел Шпан. Он был бледнее, чем обычно, казался постаревшим, его волосы почти совершенно поседели.
— Бабетта? — проговорил он удивленно и слегка укоризненно.
Бабетта указала на письмо. Она должна кое-что передать господину Шпану.
Они вышли в коридор, и Шпан прикрыл за собой дверь.
— Передать? — тихо спросил он. Его взгляд выражал испуг. — Надеюсь, ничего плохого?
— Нет, нет, ничего плохого! Письмо от Христины! Она пишет, что ей живется хорошо.
Шпан пошатнулся и побледнел еще больше. Затем молча взял протянутое письмо и стал медленно спускаться по лестнице, крепко держась за перила. Когда они очутились внизу, он долго стоял неподвижно, потом произнес задумчиво, глядя в землю:
— Почему она пишет тебе, Бабетта, а не мне? Разве она забыла адрес своего отца?
Шпан прошел в контору и запер за собой дверь. Он теперь часто так поступал, приказчик уже перестал обращать на это внимание. Шпан опустился на стул у письменного стола, надел очки. Он был близок к обмороку. Попытался вскрыть письмо, но руки вдруг перестали повиноваться, словно парализованные. Почему она не писала прямо к нему? Она ведь знает его адрес!
Наконец он настолько пришел в себя, что смог прочитать письмо, но не понял ни единого слова. Лишь спустя некоторое время он понял, что там написано. Он громко всхлипнул, но в то же мгновение взял себя в руки и кашлянул. Приказчик мог услышать. Да, он был готов простить ее, его сердце было исполнено нежности и умиления. Так продолжаться не может. Он прощает ее, пусть она вернется, люди могут говорить все, что им вздумается! Он сегодня же напишет ей. Она бросается перед ним на колени — вот что означает это письмо. Он, естественно, должен поднять ее и прижать к своей груди.