Песнь крови
Шрифт:
Он увидел приближающегося Ваэлина и хлопнул в ладоши, привлекая внимание учеников.
– Ладно. Отодвиньте мишени еще на десять шагов. Первый, кто попадет в яблочко, получит сегодня рому на палец больше.
Он обернулся к Ваэлину и отвесил ему изысканный поклон, пока солдаты пошли переносить мишени.
– Приветствую вас, милорд!
– Не надо так делать.
Ваэлин взглянул на солдат, которые шутили и пересмеивались, выдергивая свои стрелы из мишеней.
– Они в хорошем расположении духа.
– Ну еще бы. Еды завались, ром дают каждый день, дешевые девки в двух шагах за
Ваэлин пристально взглянул на брата и увидел знакомый затравленный взгляд, который стоял у него в глазах со времен Мартише. В свободное время Норта выглядел усталым и отстраненным и проявлял повышенный интерес к разнообразным напиткам на основе рома, которые солдаты варили по вечерам. Ваэлин не впервые испытал искушение рассказать ему о судьбе его родных, но, как и прежде, королевский приказ заставил его промолчать. «Он выглядит постаревшим, – подумал Ваэлин. – Ему еще и двадцати нет, а глаза у него старческие».
– А Баркус где? – спросил Ваэлин. – Он вроде должен был их обучать владению алебардой.
– Баркус в кузнице торчит. Он там теперь целыми днями пропадает.
Вернувшись из Мартише, Баркус как будто избавился от своего нежелания работать с металлом, явился к мастеру Джестину и теперь по многу часов проводил в кузнице, помогая ковать новое оружие, которое требовалось полку. Оружейня у мастера Греалина была обширная, но даже оружейных стоек в его подвалах было недостаточно, чтобы вооружить всех солдат и при том не оставить без оружия сам орден. Ваэлин был не против того, что Баркус вновь взялся за молот, тем более что ему это явно было по душе, но сердился на то, что это отвлекает Баркуса от его обязанностей в полку. Надо будет с ним поговорить всерьез – как и с Нортой.
– Много ли ты выпил вчера вечером?
Норта пожал плечами:
– После шестого кубка счет потерял. Зато выспался как следует.
– Ну да, еще бы…
Ваэлин вздохнул: ему ужасно не хотелось говорить то, что сказать было надо.
– Брат, человеку иногда надо выпить, я понимаю, но ты – офицер этого полка. Если уж тебе так хочется напиваться, пожалуйста, не делай этого на глазах у солдат.
– Но ведь они меня любят! – возразил Норта с наигранной откровенностью. – «Садись, брат, поужинай с нами! – говорят они. – Ты не такой, как Юный Ястреб. Тебя мы не боимся до усрачки!» Меня даже приглашали вместе сходить по бабам. Я был чрезвычайно тронут.
Лицо у Ваэлина вытянулось от ужаса. Норта расхохотался.
– Не тревожься, до такого-то я не опущусь. Кроме того, судя по тому, что я слышал, после прогулки в лагерь в штанах сильно жжется.
Ваэлин счел за лучшее не сообщать Норте о том, что вспышку заразы удалось ликвидировать. Он кивнул на лучников.
– Долго им еще учиться?
– Еще лет семь, и они будут не хуже нас с тобой. Как ты думаешь, кумбраэльцы дадут нам семь лет?
– Надеюсь, что да… Я имел в виду – выстоят ли они? Будут ли они сражаться?
Норта посмотрел на солдат. Его затравленный взгляд сделался отстраненным – он, очевидно, представил их в бою, изрубленных и окровавленных.
– Будут, – сказал он наконец. – Бедолаги… Будут, куда они денутся.
Глава
Ему снился лес Мартише. Когда Френтис явился его будить, он снова был на прогалине и внимал доводящим до безумия загадочным речам Нерсус-Силь-Нин. Но теперь розовый мрамор ее глаз сделался угольно-черным, как тот камень, что носил в пустой глазнице Одноглазый. И теплое летнее солнце, в котором купалась прогалина тогда, в видении, тоже исчезло: земля была укрыта толстым снегом, воздух был колючим от мороза. И ее слова, по-прежнему таинственные, сделались еще и жестокими.
– Ты будешь убивать, убивать и убивать, Бераль-Шак-Ур, – говорила она ему с тошнотворной улыбкой, и в черных шариках глаз горели маленькие огненные точки. – Ты узришь, как смерть соберет великую жатву под кроваво-красным солнцем. Ты будешь убивать за свою Веру, за своего короля и за Царицу Пламени, когда она восстанет. Легенда о тебе обежит весь мир, и то будет песнь крови.
Он стоял в снегу, опустившись на колени, сплетя пальцы на рукояти кинжала, и клинок кинжала был скользким от крови, что казалась черной при свете луны. За спиной у него лежал труп, и он чувствовал, как уходит в снег тепло остывающего тела. Лицо трупа было ему знакомо, он знал, что это кто-то, кого он любил. И знал также, что этого человека убил он сам.
– Я не просил об этом, – сказал он. – Я этого никогда не хотел.
– Желания не имеют значения. Главное – рок. Ты – игрушка в руках судьбы, Бераль-Шак-Ур.
– Судьбу свою я выберу сам! – ответил он, но слова были жалкими и пустыми, как вызов, что бросает дитя равнодушному родителю.
Ее смех звучал как насмешливое квохтанье.
– Выбор есть ложь. Величайший из всех обманов.
Ее полное презрения лицо растаяло – чья-то рука трясла его за плечо.
– Брат!
Он вздрогнул и пробудился, сквозь плавающую в глазах муть проступило бледное, озабоченное лицо Френтиса.
– Прибыл гонец, – сказал ему брат. – Из дворца. Аспект тебя зовет.
Он торопливо оделся, прогнал из памяти навязчивый кошмар и пошел в цитадель. Аспекта он нашел в его комнатах. Аспект читал свиток с королевской печатью.
– Владыка фьефа Кумбраэль мертв, – сказал он Ваэлину, сразу приступив к сути дела. – По-видимому, его сын – второй его сын – убил его и объявил себя владыкой фьефа. Он призывает всех верных кумбраэльцев и истинных служителей их бога встать под его знамена и сбросить иго ненавистного угнетателя и еретика, короля Януса. Он велит всем приверженцам Веры покинуть фьеф, в противном случае их ждет заслуженная кара. По слухам, некоторые уже горят на кострах.
Он помолчал, пристально глядя в лицо Ваэлину.
– Ты понимаешь, что это означает?
Вывод был очевиден, хотя и жуток.
– Будет война.
– Разумеется. Битвы и кровопролитие, горящие города и селения…
В голосе аспекта звучала горечь. Он швырнул королевское послание на стол.
– Его величество призывает королевскую стражу к оружию. Нашему полку надлежит быть у северных ворот завтра к полудню.
– Я позабочусь об этом, аспект.
– Готовы ли они?
Ваэлин вспомнил слова Норты и то, что он сам думал об их дисциплине.