Песнь крови
Шрифт:
– Эрухин Махтар!
Эти слова произнес упавший с коня альпиранец. Он, пошатываясь, подошел поближе, зажимая рану на руке, и по его окровавленному лицу катились слезы. В голосе его было нечто, нечто большее, чем гнев или обвинение: глубокое отчаяние, которое Ваэлину доводилось слышать нечасто. «Эрухин Махтар!» Слова, которые ему в грядущие годы предстояло услышать еще тысячу раз.
Раненый неуверенно шагнул вперед. Ваэлин приготовился было ударить его гардой меча – в конце концов, он был безоружен. Однако человек не пытался атаковать: он, пошатываясь, миновал Ваэлина и
Самоубийство как будто развеяло оцепенение, сковавшее альпиранцев, и внезапно яростный вопль пронесся над рядами, и все глаза уставились на Ваэлина, сабли и копья нацелились на него, люди зашевелились и начали стягиваться к нему. На всех лицах была написана убийственная ненависть.
Раздался грохот, словно тысяча молотов ударила по тысяче наковален, и ряды альпиранцев вновь содрогнулись. Ваэлин увидел, как люди взлетают в воздух под напором того, что ударило им в тыл. Альпиранцы пытались сесть в седло и встретить новую угрозу лицом к лицу, но поздно: клин полированной стали рассек войско надвое.
Массивная фигура, с головы до ног одетая в доспехи и восседающая на высоком вороном скакуне, прокладывала себе путь сквозь сравнительно легкую альпиранскую конницу, и палица в руках всадника летала так стремительно, что казалась размытой, вышибая жизнь и из людей, и из лошадей. За спиной у всадника еще сотни и сотни одетых сталью людей сеяли смерть и разрушение, длинные мечи и палицы взлетали и падали со смертоносной свирепостью. Разгневанные альпиранцы яростно оборонялись, и немало рыцарей исчезли в месиве топочущих копыт, однако альпиранцам недоставало ни людей, ни стали, чтобы устоять перед подобным натиском. Вскоре все было кончено, все альпиранцы были убиты либо ранены. В бегство не обратился никто.
Массивный всадник на черном жеребце привесил палицу к седлу, рысью подъехал к Ваэлину и поднял забрало. Под забралом обнаружилось широкое обветренное лицо с дважды переломанным носом и глазами, окруженными глубокими старческими морщинами.
Ваэлин отвесил торжественный поклон.
– Владыка фьефа, лорд Терос!
– Приветствую, лорд Ваэлин.
Владыка фьефа Ренфаэль окинул взглядом резню и разразился лающим хохотом.
– Что, никогда еще не был так рад видеть ренфаэльца, а, парень?
– Это правда, милорд.
Высокий молодой рыцарь натянул поводья рядом с владыкой фьефа. Его правильное лицо было перемазано потом и кровью, синие глаза взирали на Ваэлина с отчетливой, но невысказанной недоброжелательностью.
– Лорд Дарнел! – приветствовал его Ваэлин. – Примите благодарность от меня и от всех моих людей вам и вашему батюшке.
– Что, Сорна, все еще живы? – отвечал молодой рыцарь. – Ну что ж, хоть король будет доволен.
– Язык попридержи, парень! – рявкнул лорд Терос. – Прошу прощения, лорд Ваэлин. Парень всегда был балованный. Лично я считаю, что это все его маменька виновата. Троих сыновей она мне родила, и этот –
Ваэлин заметил, как сжались руки молодого рыцаря на рукояти меча, как щеки у него вспыхнули от гнева. «Еще один сын, ненавидящий своего отца, – заметил он про себя. – Распространенный недуг».
– Прошу прощения, милорд, – он снова поклонился, – мне следует заняться своими людьми.
Он зашагал обратно к морю, переступая через убитых и умирающих. Утреннее солнце вставало над кровавым полем. Ваэлин снова достал лазурит, поднес его к глазам, глядя, как солнечный свет играет на его поверхности, и вспомнил тот день, когда король всучил ему этот камень. День, когда лорд Дарнел возненавидел его. День, когда заплакала принцесса Лирна.
«День, когда умолкла песнь крови».
– Лазурит, пряности и шелк, – негромко сказал он.
Глава вторая
Включение ренфаэльских рыцарских турниров в летнюю ярмарку было сравнительно недавним новшеством, однако эта забава быстро сделалась чрезвычайно популярна в народе. Толпа восторженно ревела, наблюдая за особенно зрелищным поединком, пока Ваэлин пробирался к королевскому павильону, накинув капюшон, чтобы избежать назойливых взглядов. На ристалище рыцарь вылетел из седла в облаке щепок, его противник бросил обломок копья в толпу.
– Ну вот, еще одному надменному ублюдку больше не встать на ноги! – заметил краснорожий мужик, заставив Ваэлина задаться вопросом, что больше нравится народу: смотреть на поединки или на то, как калечатся богатеи.
Стражник у входа в павильон приветствовал его низким поклоном, приличествующим его рангу, и, мельком взглянув на предъявленный королевский мандат, откинул занавес у входа и почти тут же пригласил его внутрь. Ваэлин всего два дня как вернулся с севера, однако слухи о его предполагаемой великой победе над лонаками уже успели разлететься.
У него забрали оружие и препроводили в королевскую ложу. Ваэлин был нимало не удивлен, увидев там принцессу Лирну, одну.
– Здравствуйте, брат! – с улыбкой приветствовала она и протянула ему руку для поцелуя. Ваэлин ненадолго растерялся: прежде она никогда этого не делала, подобные почести мало кому оказывали, тем более на виду у всего населения столицы. Тем не менее он опустился на одно колено и прижался губами к костяшкам ее кисти. Рука у нее оказалась теплее, чем он помнил, и Ваэлин рассердился на себя за то, что ему понравилось это ощущение.
– Ваше высочество, – сказал он, поднявшись и пытаясь говорить как можно безразличнее, что не вполне ему удавалось, – ваш отец призвал меня к себе…
Принцесса махнула рукой.
– Он сейчас придет. Батюшка, кажется, куда-то подевал свой любимый плащ. Он теперь без него на улицу не выходит.
Она указала на скамью рядом с собой.
– Не угодно ли присесть?
Ваэлин сел и стал смотреть турнир. На противоположных концах ристалища собирались две группы рыцарей, около тридцати в каждой, одна под знаменем в красно-белую клетку с изображением орла, вторая – под флагом с рыжим лисом на зеленом поле.