Песнь льда и огня. Книги 1-9
Шрифт:
Он еще раз пробежал глазами письмо. «Спасу твою сестру, если сумею». Несвойственная Станнису доброта, немного подпорченная этим «если сумею», не говоря уж о завершении: «найду ей жениха лучше, чем Рамси Сноу». Но что, если Арьи там не окажется? Если пламя леди Мелисандры сказало правду, и сестра бежала из плена? Хотел бы Джон знать, как это ей удалось. Арья всегда была умницей, но ведь она еще ребенок, а Русе Болтон не из тех, кто упустит столь ценный трофей.
Может также статься, что Арьи у него вовсе не было, а свадьба — всего лишь уловка, чтобы подстроить Станнису западню. Эддард
Девочка в сером на умирающей лошади, бегущая от своего жениха. Под влиянием этих слов Джон отпустил Манса-Разбойника и дал ему шестерых копьеносиц, молодых и пригожих, как тот просил. Мнимосожженный король назвал имена, а Скорбный Эдд ловко вывел названных из Кротового городка. Сейчас это казалось Джону чистым безумием. Надо было зарубить Манса, как только тот открыл свое подлинное лицо. Бывший Король за Стеной — хоть и вызывает невольное восхищение — клятвопреступник и перебежчик. Веры ему еще меньше, чем Мелисандре, однако Джон все же надеется на него. Лишь бы сестру спасти… Хотя в Ночном Дозоре ни у кого нет сестер.
В Винтерфелле героем Джона был Молодой Дракон, завоевавший Дорн в четырнадцать лет. Джон Сноу вопреки своему незаконному происхождению — а может быть, именно из-за него, — мечтал прославиться, как король Дейерон, и стать таким же завоевателем. Теперь он вырос и отвечает за Стену, но не в силах побороть даже сомнения, которые одолевают его.
Дейенерис
— Не следовало бы вашему величеству дышать этими миазмами, — морща нос, заметил сир Барристан.
Смрад здесь в самом деле стоял удушающий.
— Я от крови дракона, — напомнила Дени. — Видели вы когда-нибудь дракона с поносом?
Визерис часто повторял, что Таргариенов никакая зараза не трогает, и это, судя по всему, было правдой. Дени случалось мерзнуть, голодать и бояться, но она никогда ничем не болела.
— И все-таки вашему величеству лучше вернуться в город. — Разноцветные кирпичные стены Миэрина виднелись в полумиле от лагеря. — От кровавого поноса страдали все армии, начиная с Рассветных Веков. Позвольте нам самим раздать пищу.
— Раздадите завтра. Я все равно уже здесь. — Дени пустила Серебрянку рысью. Чхого ехал впереди, Агго и Ракхаро с длинными дотракийскими кнутами — сразу за ней. Справа на сером в яблоках коне следовал сир Барристан, слева Саймон Исполосованный из Вольных Братьев и Марслин из Детей Неопалимой. Полсотни конных — дотракийцы, Бронзовые Бестии, вольноотпущенники — охраняли повозки с провизией; отвращение к порученному делу связывало их воедино.
Следом тянулась жуткая процессия астапорцев, удлинявшаяся с каждым пройденным ярдом. Некоторые говорили на языках, незнакомых Дени, другие совсем не могли говорить. Многие тянули к ней руки и становились на колени, когда она проезжала.
— Матерь, — взывали они на диалектах Астапора, Лисса, Волантиса, на гортанном дотракийском, певучем квартийском, даже на общем языке Вестероса. — Матерь, помоги… спаси больную сестру… накорми малышей… мой старый отец… помоги, помоги, помоги…
Дени с отчаянием сознавала,
Кормить их тоже затруднительно. Еду в лагерь возят каждый день, но людей там все больше, запасов все меньше, и не так просто найти возниц, согласных ехать туда: зараза слишком прилипчива, а нападения на обратном пути учащаются. Вчера, когда убили двух солдат и перевернули повозку, Дени решила отправиться в лагерь сама. Все советники — Резнак, Лысый и сир Барристан — протестовали с пеной у рта, но успеха не добились.
— Я не стану отворачиваться, — твердила она. — Королева должна видеть, как страдает ее народ.
Чего-чего, а страданий у них в избытке.
— Многие из них приехали на лошадях или мулах, а теперь животных не осталось ни одного — всех съели, — докладывал Марслин. — Крыс и бродячих собак они тоже извели; кое-кто за мертвецов принимается.
— Человек не должен есть человека, — заявил Агго.
— Это все знают, — подтвердил Ракхаро. — Их постигнет проклятие.
— По-твоему, оно еще не постигло их? — спросил Саймон.
Дети с раздутыми животиками были слишком слабы или напуганы, чтобы просить подаяния. Изможденные люди испражнялись кровью среди песка и камней — у них недоставало сил доползти до канав, которые велела выкопать Дени. Две женщины дрались из-за голой кости, мальчик поедал крысу, сжимая другой рукой заостренную палку, чтобы никто не отнял. Черный плащ, покрывавший распростертого на земле человека, оказался несметным полчищем мух. Похожие на скелеты женщины прижимали к груди умирающих детей.
— Матерь… — лепетали те, кто еще мог. — Помоги… да благословят тебя боги…
Благословят они, как же. Астапор сгорел дотла, умирают его жители сотнями, а у нее нет для них ни пристанища, ни лекарств, ни надежды. Черствый хлеб, червивое мясо, засохший сыр, немного молока — вот и все. Да благословят ее боги.
Что это за мать, которой нечем кормить детей?
— Мертвых надо бы сжечь, — сказал Агго.
— И кто же будет это делать? — осведомился сир Барристан. — Каждую ночь их умирает не менее ста.
— Нехорошо это — трогать мертвых, — сказал Чхого.
— Это все знают, — хором отозвались Ракхаро и Агго.
— Но что-то делать все-таки нужно, — подытожила Дени. — Я поговорю с Серым Червем: Безупречные покойников не боятся.
— Безупречные — лучшие ваши воины, — возразил сир Барристан. — Нельзя подвергать их такому риску. Пусть астапорцы избавляются от своих мертвецов сами.
— Они слишком слабы для этого, — сказал Саймон.
— Им бы побольше еды… — заикнулась Дени.