Песнь льда и огня. Книги 1-9
Шрифт:
Лорд Эддард сидел на камне у глубокого черного пруда в богороще. Бледные корни сердце-дерева обнимали его, как заботливые старческие руки. На коленях у него лежал Лед, и отец протирал меч масляной тряпицей.
— Винтерфелл, — прошептал Бран.
— Кто здесь? — Лорд Эддард оглянулся, испуганный Бран отпрянул.
Отец, пруд и богороща поблекли; он снова оказался в пещере, и бледные корни чардревного трона обнимали его, словно мать младенца. Перед ним загорелся факел.
— Скажи, что ты видел. — Издали Листок казалась девочкой не старше Брана или его сестер, вблизи было видно, что она давно уже не ребенок. Сама она говорила, будто ей двести лет.
Бран,
— Винтерфелл. Я был дома и видел отца. Он не умер! Он там, в Винтерфелле!
— Нет, мальчик, он умер, — сказала Листок. — Не пытайся вернуть его к жизни.
— Но я его видел. — Бран чувствовал щекой прикосновение шершавого корня. — Он чистил Лед.
— Ты видел то, что хотел увидеть. Тебя тянет к отцу и к родному дому, и они предстали тебе.
— Прежде чем что-то увидеть, надо научиться смотреть, — сказал лорд Бринден. — Ты видел прошлое, Бран, глядя глазами сердце-дерева в своей богороще. Дерево понимает время иначе, чем человек. Оно знает, что такое солнце, вода и почва, но понятия дней, лет и веков ему чужды. Для людей время — словно река. Подхваченные его течением, мы несемся от прошлого к настоящему, всегда в одну сторону. Деревья живут по-другому. Они пускают корни, растут и умирают на одном месте — река времени не трогает их. Дуб есть желудь, желудь есть дуб. Для чардрева тысяча человеческих лет словно мгновение — вот дверь, через которую мы с тобой можем заглянуть в прошлое.
— Но он слышал меня, — не уступал Бран.
— Он слышал шорох ветра в листве. Ты не можешь поговорить с ним, как бы тебе того ни хотелось. Я это знаю, Бран. У меня свои призраки: любимый брат, ненавистный брат, желанная женщина. С помощью деревьев я вижу их до сих пор, но не могу сказать им ни слова. Прошлое остается прошлым. Оно поучительно, но изменить его мы не в силах.
— Увижу ли я отца вновь?
— Овладев мастерством, ты сможешь видеть глазами деревьев все, что захочешь, будь то вчера, в прошлом году или тысячу лет назад. Люди заключены в вечном настоящем, между туманами памяти и тем морем теней, каким нам видится будущее. Есть бабочки, живущие всего один день, но им этот коротенький промежуток времени представляется не менее долгим, чем годы и десятилетия нам. Дуб может прожить триста лет, красное дерево — три тысячи, а чардрево, если не трогать его, живет вечно. Зима и лето для них не дольше мгновения, а разницы между прошлым, настоящим и будущим нет вовсе. Твое зрение не будет ограничено родной богорощей. Поющие вырезали на своих сердце-деревьях глаза, чтобы те пробудились, через них и учится смотреть древовидец на первых порах… но потом ты начнешь видеть гораздо дальше.
— Когда? — спросил Бран.
— Через год, через три, через десять… не знаю когда. В свое время это придет к тебе, обещаю… Но теперь я устал, и деревья зовут меня. Вернемся к этому завтра.
Ходор отнес Брана обратно в его пещерку, бормоча «ходор». Листок шла впереди с факелом. Бран надеялся, что Мира и Жойен будут на месте и он обо всем им расскажет, но в их уютной скальной комнатке было пусто и холодно. Ходор уложил Брана в постель, укрыл меховыми шкурами, развел для него костер. Тысяча глаз, сотня шкур, мудрость, уходящая глубоко, как корни старых деревьев.
Бран, глядя в огонь, решил не спать до прихода Миры. Уныние Жойена ничем не пронять, но Мира порадуется новым достижениям друга. Он сам не заметил, как закрыл глаза и опять перелетел в винтерфеллскую богорощу. Лорд Эддард на этот раз был намного моложе, без следа седины в каштановых волосах.
«…пусть они растут как братья и любят друг друга, — молился
— Отец, — прошелестел Бран, как ветер в листве. — Это я, Бран. Брандон.
Эддард Старк поднял голову и хмуро посмотрел на чардрево. «Он не видит меня», — в отчаянии понял Бран. Ему хотелось прикоснуться к отцу, но он мог лишь смотреть и слушать. Он был в дереве и смотрел на мир его красными глазами — деревья говорить не умеют. На глазах выступили слезы — его, Брана, или чардрева? Будет ли плакать дерево, если заплачет он?
Отец возобновил молитву, но его слова заглушил деревянный стук. Лорд Эддард растаял, как туман поутру: теперь по богороще, фехтуя ветками, носились двое ребят. Девочка была старше и выше мальчика… Арья? Нет, быть того не может. Если она Арья, то мальчик — сам Бран, а он никогда не носил таких длинных волос, и сестра не побивала его в игре, как эта девчонка. Вот она огрела мальчика по бедру, да так сильно, что нога у него подломилась, и он плюхнулся в пруд. «Тихо ты, дурачок, — сказала она, бросив ветку. — Это всего лишь вода. Хочешь, чтоб старая Нэн услыхала и нажаловалась отцу?» Став на колени, она вытащила брата, и оба тут же растаяли.
Картинки стали сменяться так быстро, что у Брана зарябило в глазах. Ни отца, ни похожей на Арью девочки он больше не видел. Из пруда вышла нагая женщина с большим животом; она преклонила колени и стала молить старых богов о сыне, который за нее отомстит. Стройная девушка привстала на цыпочки, чтобы поцеловать рыцаря ростом с Ходора. Юноша с темными глазами, бледный и злой, отломил у чардрева три ветки и выстругал из них стрелы. Само дерево с каждым видением становилось все ниже, а деревья вокруг, превратившись в саженцы, исчезли совсем, и на их месте появились другие деревья, которым тоже предстояло исчезнуть. Лорды, которых Бран видел теперь, были суровыми мужами в мехах и кольчугах. Некоторые лица он видел в крипте, но не успел разобраться, кто из них кто.
Некий бородач поставил на колени перед сердце-деревом своего пленника. К ним, раздвинув красные листья, вышла женщина с белыми волосами; в руке она держала бронзовый серп.
— Нет, — сказал Бран, — не надо! — Но они не слышали его, как и отец. Женщина взяла пленника за волосы и полоснула серпом по горлу.
Брандон Старк сквозь туман минувших веков мог лишь смотреть, как дергаются ноги принесенного в жертву… и чувствовать вкус его крови.
Джон
После семи дней ненастья и вьюг наконец проглянуло солнце. Сугробы намело в человеческий рост, но стюарды уже прокопали дорожки. Стена до мельчайшей трещинки сияла бледной голубизной.
Джон Сноу, стоя на высоте семисот футов, смотрел на Зачарованный лес. Там гулял северный ветер, и снег с ветвей реял в воздухе подобно знаменам. Больше никакого движения, ни признака жизни. Джон боялся не живых, и это не слишком его успокаивало, однако…
Солнце светит, снег перестал. Вряд ли им представится лучший случай на протяжении всей луны, а может, и за всю зиму.
— Пусть Эммет соберет своих новобранцев, — сказал Джон Скорбному Эдду. — Сопровождать их будут десять разведчиков с оружием из драконова стекла. Выступать через час.
— Так точно, милорд. Кто будет ими командовать?
— Я.
Углы губ Эдда опустились еще более скорбно.
— Не лучше ли лорду-командующему остаться южнее Стены? Я всего лишь выражаю общее мнение, заметьте себе.
— Обществу лучше не высказывать его вслух, — улыбнулся Джон.
Налетевший ветер заполоскал плащ Эдда.