Песнь лихорадки
Шрифт:
Внезапно Риодан очутился в моем личном пространстве. Я ощетинилась и попыталась отстраниться, но он поднял меня со стула и привлек в свои объятия.
Я сорвалась.
Внутри меня взорвалось что-то огромное и жестокое, даже более жестокое, чем давление на ту чертову хрупкую дамбу, которое заставило меня рассказать ему так много, и я атаковала его как дикое животное. Я била кулаками, пиналась, извергала шторм ругательств, обзывая его, обзывая себя, проклиная вселенную за то, что она так дерьмово со мной обошлась. Я ругалась и бранилась. Я схватила свой стул и вдребезги разбила его о колено. Я разломала его кресло
Когда я переключила свою ярость на стены, он встал на моем пути, не давая запустить в них мои кулаки. Я хотела сломанного стекла. Я хотела крови. Я хотела, чтобы болело что-то еще, кроме моего сердца. Я нуждалась в физической боли как в отвлечении.
Я так долго столько всего сдерживала, что больше не могла удержать крышку закрытой. Я налетела на него, и он просто выдержал это, позволяя мне колотить его как какого-то непробиваемого Железного человека, удар за ударом. Ловя мои кулаки руками, иногда просто пропуская удары достаточно смертельные, чтобы остановить сердце человека, и все это время наблюдая за мной яростным, напряженным взглядом.
Моя ярость исчезла так внезапно, что я сдулась, будто лопнувшая шина.
И не осталось ничего, кроме того, что я пыталась избегать все это время — боли.
Я стояла неподвижно, глядя на него сквозь спутавшиеся локоны, выбившиеся из моего хвоста, открыла рот, чтобы извиниться, но наружу вышел лишь долгий, бесконечный вопль.
Он обнял меня, и я утонула в его объятиях.
Руки Риодана. Обнимающие меня.
Так странно.
Такой сильный. Непобедимый.
Этот мужчина всегда был моим главным соперником, моей грушей для битья, моим конкурентом. Но теперь он им не являлся, и я начинала гадать, а был ли он им когда-либо.
Я прислонилась к нему так, как прислонялась к Танцору, уткнулась лицом в изгиб его шеи и плакала у него на груди, словно шторм вырвался на свободу, пока его накрахмаленная белая рубашка не промокла и не сморщилась. И в какой-то момент я начала смеяться, потому что я извозила соплями безупречного накрахмаленного Риодана и превратила его в мятый беспорядок, и я нашла это безумно забавным. Затем я снова рыдала, пока не осталось ничего, пока я не вымоталась и не притихла в его руках на какое-то время, слушая до невозможного медленное биение его сердца.
— Ты поможешь мне спасти Шазама? — наконец, спросила я.
Он застыл, и мое сердце камнем ушло на дно того ненавистного озера, разделявшего меня и Шазама.
Я отстранилась и посмотрела на него.
Он заправил прядь волос за мое ухо, глаза его омрачились печалью.
— Если бы ты рассказала мне это сразу после возвращения, то да. Но Дэни, теперь у нас не осталось времени.
— Сколько бы это заняло? — страдальчески воскликнула я.
— Невозможно предсказать. Мне пришлось бы отправиться туда, выяснить, насколько далеко от Земли располагается Планета Х, и сколько зеркал мне понадобится для создания туннеля. Мне пришлось бы умереть, чтобы вернуться. И самая непредсказуемая переменная — это сколько времени у меня уйдет на воскрешение. И со всеми черными дырами и МЭВ мне придется делать все очень аккуратно.
— Хочешь сказать, это не трехдневное воскрешение или типа того?
Его взгляд
— Я не говорю об этом.
— Риодан, мы оба знаем, что если бы ты собирался убить меня, то сделал бы это давным-давно, — нетерпеливо сказала я. — Я взломала твои камеры наблюдения. Я видела, как ты превращаешься в зверя. Я знаю твои секреты, ты знаешь мои. Это максимально близко к семье.
— Я даже не начинал оценивать глубину твоих секретов, — сказал он. — И ты не взламывала мои камеры. Твой мальчик-гений сделал это. Мы нашли оставленную им визитку.
— Он оставил чертову визитку? — он мне этого не говорил! Я была в ярости, что он так глупо рисковал, но потом начала улыбаться. Это мой Танцор. Без страха. Я любила его за это.
Риодан вздрогнул, и у меня создалось впечатление, что он только что услышал мои мысли. И очевидно я была права, ему не нравилось, что мне есть дело до того, кто в любой момент может умереть. Моя улыбка погасла, потому что я презирала саму себя.
Если бы я рассказала Риодану сразу после возвращения, если бы я доверилась ему, он бы помог мне спасти Шазама. Если предположить, что мой привередливый милый зверь был жив, он был бы сейчас со мной.
Я проклинала это.
С-О-Ж-А-Л-Е-Н-И-Е. Теперь я могу разложить это слово по буквам. Кровоточащее. Бесконечное. Горе. Дождь. Нескончаемых. Слез. [75] Вот что такое сожаление.
— У тебя не было причин доверять кому-либо, Дэни, — пробормотал он. — И были все причины не доверять.
— Да была у меня причина, и весомая — доверие могло его спасти, — горько произнесла я.
— Тебе не разрешается лупить себя. Это моя привилегия, — сказал он, и я слабо улыбнулась, нервно хихикнув.
75
Дэни снова раскладывает слово как аббревиатуру: R-E-G-R-E-T. Raw. Endless. Grief. Raining. Eternal. Tears.
— Ты не можешь пометить Зеркало с этой стороны? — я ненавидела, как мой голос ломался на этих словах. На поиски этого я тратила большую часть своего времени — заклинание, способное нацарапать символ на зеркале, который показывался бы на другой стороне, гарантирующий, что мы найдем дорогу домой. Нам бы нужно было быстро нырнуть в нужное Зеркало, но мы же с Шазамом просто демоны скорости. И все же, если бы я не искала, если бы я только доверилась и попросила… Если бы только. Теперь я понимаю. Вот почему люди так меняются, взрослея. Невозможные выборы, невозможные сделки, каждая эрозия имеет цену, которую ты вечно носишь в своем сердце.
— Мы с Бэрронсом долго пытались исхитриться и найти способ сделать это, но безуспешно. Ты сказала, они заточили его. Прошли десятки лет. Ты правда веришь, что он все еще там и все еще жив?
Мои руки вокруг его шеи сжались в кулаки.
— Я должна попытаться.
Какое-то время он ничего не говорил, а я просто стояла в его объятиях, не торопясь делать шаг назад, потому что тут было так тихо, надежно и безопасно. С Танцором тоже было тихо, надежно и безопасно, но по-другому.
— Подожди несколько дней. Если на Земле все окажется безнадежно, мы пойдем туда вместе и спасем его. Но ты должна пообещать, что никогда не попытаешься вернуться на эту планету.