Песнь лихорадки
Шрифт:
Она ушла.
Моя мать всегда уходила тихо. Она не знала иных путей.
После ее увольнения пошли слухи, что ей нельзя доверять, и остальные отказывали ей в трудоустройстве.
Нам нужна была эта работа. Как и все остальные, на которые она не смогла устроиться.
Я не убила его.
Но хотела.
Я не сделала этого, потому что, как и моя мама, он был неплохим человеком.
Он был всего лишь финальной эрозией, вызвавшей оползень.
В
Эмма Даниэль О'Мэлли
Оплакивайте не жизнь, которую она потеряла,
А жизнь, которой ей не довелось прожить.
Глава 44
Время делает нас смелее, даже дети взрослеют,
60
Строчка из песни Fleetwood Mac — Landslide
Джада
Однажды я устроила себе каникулы в Зеркалах, примерно три года назад.
Планета, которую я окрестила Дада — потому что там не было полного расцвета сюрреализма, а на мне сказывался нигилизм Шазама — была безумным радужным миром, вызывавшим у меня чувство, будто я живу в игре «Конфетная страна».
Все на этой планете было неправильного цвета, если сравнивать с Землей, но после нескольких месяцев на Даде я решила, что это шаблон Земли неправильный и скучный.
Это был маленький буйно заросший мир с влажными дождевыми лесами и розовыми океанами, дюнами и пляжами с мелким лазурным песком, и отвесными горело-оранжевыми горами. Я изучила этот мир от края до края, не найдя ни цивилизации, ни ее руин, и решила, что ее никогда здесь не существовало. Для меня и Шазама это был рай.
Все было съедобным.
Цветы на вкус были как кисло-сладкие мармеладные мишки и давали большой запас энергии. Древесная кора обладала разными шоколадными вкусами (я сдирала ее только с рухнувших деревьев). Вода была как розовый лимонад, а растения на вкус напоминали фрукты, даже сама листва. Грибы — хотя они по цвету и консистенции напоминали конфеты «Поцелуй» от Hershey — я не очень любила. Они были почти как земные. Тушеные, в панировке или безо всего, грибы для меня всегда были на вкус как грязь.
— Я люблю грибы, — запротестовал Танцор. — Ты когда-нибудь пробовала фаршированные шампиньоны?
Лежа рядом с ним на спине, я повернула голову и прищурилась.
— Теперь я считаю тебя крайне подозрительным и не думаю, что мы можем быть друзьями, Брейн.
Он широко улыбнулся.
— Продолжай, Пинки. Расскажи мне побольше о Даде.
Растения были такими огромными, с невероятно крупными, плотными, глянцевыми листьями, что мы с Шазамом могли сорвать их с сегментированных черенков и вместе плыть по розовым рекам, гоняясь за разноцветными летающими рыбами. Небо было светло-лавандовым, на закате делалось сиреневым, прежде чем обернуться темно-фиолетовыми сумерками. На Даде никогда не наступало ночи под этими семью ярко-фиолетовыми лунами, по очереди достигавшими зенита.
Я понятия не имела, сколько пробыла на этой планете. Я насчитала четыре месяца. Четыре блаженных мирных месяца, которые почти свели на нет ущерб предыдущих трех лет. Я пришла на Даду тяжело раненой. Ушла я оттуда готовой столкнуться с чем угодно, и черт подери, очень кстати, потому что следующий мир был враждебным и жестоким.
— Как ты вела
— Небрежно, — сказала я ему.
У меня не было часов, и дни в Зеркалах расстилались неисчислимым размытым пятном, хоть я и изо всех сил старалась вести подсчет. На каких-то планетах были короткие ночи, на других они, казалось, тянулись несколько суток, а на некоторых солнце вовсе не вставало. Эти были особенно плохими.
Хоть я и говорила людям, что провела там пять с половиной лет, это был очень грубый подсчет. И все же я была уверена, что сейчас нахожусь в промежутке между девятнадцатью и двадцатью одним годом.
— Так я могу оказаться намного младше, — сказал Танцор, усмехаясь. — Ты из тех, кто предпочитает помоложе.
Я тихо захихикала. Я предпочитаю помоложе. Ну конечно.
— Никоим образом это не имеет значения, — сказала я ему. Когда я с ним, возраст не существовал. Он был просто Танцором, а я просто была собой. Мы разлеглись на спинах на одном из столов лабораторий и держались за руки. Я заскочила за едой, но взглянула на его изможденное лицо и осталась, пытаясь рассказать что-нибудь, что поможет ему перезарядиться и вновь засиять.
Он приподнялся на локте.
— Расскажи мне побольше о Шазаме.
Я посмотрела в эти ясные глаза цвета морской волны, с длинными ресницами, глаза, которые я рада была видеть сияющими от смеха и восхищения, особенно когда они смотрели на меня. Что за ненормальный Бог даровал ему больное сердце? Я уже рассказывала, как мы встретились. Поэтому я рассказала, почему нам пришлось покинуть Даду.
— Он съел всю рыбу. Думаю, до полного вымирания. Остальные животные узнали и запаниковали, они гнались за нами до самого выходного портала, который я приметила вскоре после нашего прибытия. Он отсутствовал всего час, — я нахмурилась. — Я не уверена, как он съел всю рыбу так быстро. Думаю, у него есть иная форма, которую он никогда мне не показывал. Может, и не одна. Я многого не знаю о Шазаме. Вся эта фишка с прятками в воздухе, он никогда не учил меня этому, хоть я неустанно надоедала просьбами.
И научи он меня, это оказалось бы неоценимым. Некоторые миры блокировали мои способности ши-видящей. У Шаза была теория, что эти планеты густо пронизаны каким-то минералом, на который плохо реагировала моя кровь. В таких мирах я всегда плохо себя чувствовала и не могла передвигаться в режиме стоп-кадра. В этих мирах было тяжело выживать. Я понятия не имела, как обычные люди проживают свои дни.
— Шаз говорит, что есть вещи, которые ограниченным формам жизни вроде меня не дано знать, пока они не достигнут этой ступени эволюции. Знаешь, до того момента он правда хорошо придерживался диеты. Я ограничила его растительностью. Я не считала, что с его стороны было бы честно поедать других живых существ на Даде. Они были такими забавными, игривыми и любознательными. У них имелись сложные общества и сильные родственные связи. Я спросила его, каково было бы ему, если бы что-нибудь сожрало его. Он на несколько дней ушел в глубочайшую депрессию, бесконтрольно плача, а потом заявил мне с царственным гневом, что «ради моей Йи-йи я буду голодать, если она этого потребует», — добавила я сухо. — Она этого потребовала. Он не голодал. Жировых запасов на животе Шазама хватило бы на месяцы. Но я никогда ему об этом не говорила, — добавила я поспешно. — Он крайне чувствительно относится к своей внешности.
Танцор перекатился на живот, подпер голову кулаками, глаза его танцевали от веселья. Я с облегчением отметила, что он выглядел куда менее уставшим, чем когда я только пришла.
— Мега, я должен с ним встретиться! Почему ты не привела его с собой?
И вот так просто сияющий пузырь счастья, который я для нас надула, лопнул. Я закрыла глаза и сосредоточилась на дыхании. Долгое мгновение спустя я сказала:
— Я умираю с голода. Не возражаешь, если я наберу твоих припасов?
Когда я открыла глаза, он оставался в прежней позе, наблюдая за мной ровным ясным взглядом.