Песнь Лихорадки
Шрифт:
Хоть я и говорила людям, что провела там пять с половиной лет, это был очень грубый подсчет. И все же я была уверена, что сейчас нахожусь в промежутке между девятнадцатью и двадцатью одним годом.
– Так я могу оказаться намного младше, - сказал Танцор, усмехаясь.
– Ты из тех, кто предпочитает помоложе.
Я тихо захихикала. Я предпочитаю помоложе. Ну конечно.
– Никоим образом это не имеет значения, - сказала я ему. Когда я с ним, возраст не существовал. Он был просто Танцором, а я просто была собой. Мы разлеглись на спинах на одном из столов лабораторий и держались за руки. Я заскочила за едой, но взглянула на его изможденное лицо и осталась,
Он приподнялся на локте.
– Расскажи мне побольше о Шазаме.
Я посмотрела в эти ясные глаза цвета морской волны, с длинными ресницами, глаза, которые я рада была видеть сияющими от смеха и восхищения, особенно когда они смотрели на меня. Что за ненормальный Бог даровал ему больное сердце? Я уже рассказывала, как мы встретились. Поэтому я рассказала, почему нам пришлось покинуть Даду.
– Он съел всю рыбу. Думаю, до полного вымирания. Остальные животные узнали и запаниковали, они гнались за нами до самого выходного портала, который я приметила вскоре после нашего прибытия. Он отсутствовал всего час, - я нахмурилась.
– Я не уверена, как он съел всю рыбу так быстро. Думаю, у него есть иная форма, которую он никогда мне не показывал. Может, и не одна. Я многого не знаю о Шазаме. Вся эта фишка с прятками в воздухе, он никогда не учил меня этому, хоть я неустанно надоедала просьбами.
И научи он меня, это оказалось бы неоценимым. Некоторые миры блокировали мои способности ши-видящей. У Шаза была теория, что эти планеты густо пронизаны каким-то минералом, на который плохо реагировала моя кровь. В таких мирах я всегда плохо себя чувствовала и не могла передвигаться в режиме стоп-кадра. В этих мирах было тяжело выживать. Я понятия не имела, как обычные люди проживают свои дни.
– Шаз говорит, что есть вещи, которые ограниченным формам жизни вроде меня не дано знать, пока они не достигнут этой ступени эволюции. Знаешь, до того момента он правда хорошо придерживался диеты. Я ограничила его растительностью. Я не считала, что с его стороны было бы честно поедать других живых существ на Даде. Они были такими забавными, игривыми и любознательными. У них имелись сложные общества и сильные родственные связи. Я спросила его, каково было бы ему, если бы что-нибудь сожрало его. Он на несколько дней ушел в глубочайшую депрессию, бесконтрольно плача, а потом заявил мне с царственным гневом, что «ради моей Йи-йи я буду голодать, если она этого потребует», - добавила я сухо.
– Она этого потребовала. Он не голодал. Жировых запасов на животе Шазама хватило бы на месяцы. Но я никогда ему об этом не говорила, - добавила я поспешно.
– Он крайне чувствительно относится к своей внешности.
Танцор перекатился на живот, подпер голову кулаками, глаза его танцевали от веселья. Я с облегчением отметила, что он выглядел куда менее уставшим, чем когда я только пришла.
– Мега, я должен с ним встретиться! Почему ты не привела его с собой?
И вот так просто сияющий пузырь счастья, который я для нас надула, лопнул. Я закрыла глаза и сосредоточилась на дыхании. Долгое мгновение спустя я сказала:
– Я умираю с голода. Не возражаешь, если я наберу твоих припасов?
Когда я открыла глаза, он оставался в прежней позе, наблюдая за мной ровным ясным взглядом.
– Почему он называл тебя Йи-йи?
Я не собиралась отвечать на этот вопрос, но я впервые так свободно говорила с кем-то о времени в Зеркалах. Я обнаружила, что мне невероятно сложно отказать Танцору в чем-либо, и мой рот произнес:
– Так он выражал свою любовь ко мне. Он часто говорил: Я вижу тебя, Йи-йи.
Танцор улыбнулся и поднялся на ноги.
– Чем хочешь перекусить? Я согрею нам какой-нибудь ланч.
–
– Время от времени хорошо брать перерыв, Мега. Как твои каникулы на Даде. Спасибо, что рассказала. Я бы хотел услышать и о других мирах, например, куда ты попала в следующий раз. Я хочу послушать обо всех мирах, - он покачал головой с выражением частично восхищения, частично неприкрытой зависти.
– Иисусе, я видел лишь один чертов мир. Ты видела, сколько там, сотни? Тысячи? Мега, когда все это закончится, давай уйдем из этого мира. Давай отправимся на поиски приключений! Мы можем заниматься чем угодно, отправиться куда угодно!
Я устроила набег на его маленькую кладовку сзади лаборатории, схватила пару дюжин протеиновых батончиков, засунула в рюкзак все, кроме одного, и направилась к двери.
– Конечно, - выдавила я сквозь ком в горле.
– Увидимся вечером, Пинки?
– крикнул он мне вслед.
Мы привыкли подтрунивать над собой, называя друг друга Пинки и Брейн61 в более простые времена, строя планы по захвату мира.
Он поцеловал меня прошлым вечером. Я осталась на ночь. Аббатство было в руинах, и ни одно из моих убежищ меня не привлекало. Оставаясь в этих местах, я была кем-то другим, кем-то, кем никогда больше не буду.
Я спала на диване вопреки его уговорам лечь в кровать и оставить ему диван.
Мои губы уже сложились в «Нет, я занята», я готова была бросить эту фразу через плечо. Внезапно в мозгу встала картинка: захожу завтра и нахожу его мертвым. И последнее, что он от меня услышал – «Нет».
Его сердце стало моей клеткой.
Диктующей мои действия. Заставляющей думать обо всем, что я говорила и делала. Зная, что все равно все закончится плохо, что бы я ни сказала или сделала. Как я должна была заботиться о ком-то, кого не сумею уберечь? По любой логике это было глупо. Саморазрушительно. Бессмысленно. Вело к эрозии. Прошлым вечером я сказала ему: Ты же понимаешь, что умрешь раньше меня, верно? Он рассмеялся и ответил: Вау, вот это было высокомерно, Мега. Я вообще не рассматриваю подобные риски. Никто не знает, сколько ему отведено. Перестань об этом думать. Я не думаю об этом. Живи моментом. Ты всегда так делала.
Раньше этого было достаточно. Я верила, что мои моменты вечны. Джеки Пейпер никогда не оставит Паффа.
– Конечно, Брейн, - я перешла в режим стоп-кадра.
45
Не касаться земли 62
Мак
Этим вечером мне достался кусочек рая.
В очаровательном таунхаусе с ярко-красной дверью, украшенном красочными клумбами влажных цветов под каждым окном, на северном берегу реки Лиффи, я обедала с моей сестрой Алиной и моими родителями.
Воссоединение семьи Лейн не могло быть более идеальным.
Когда я постучала в дверь, открыла мама, разрыдалась от счастья и крикнула через плечо:
– Джек, Джек, иди скорее! Наша малышка здесь!
Затем в дверном проеме появился мой папочка и сестра, и я очутилась в яростных медвежьих объятьях Джека Лейна, которые как всегда пахли перечной мятой и лосьоном после бритья. Затем Алина и мама тоже обняли нас, и мы стояли все вместе, обнявшись, плача и смеясь, и мое сердце едва не взорвалось, неспособное вместить столько радости.