Песнь молодости
Шрифт:
Он вздохнул.
— Глаза б мои не смотрели на это! Эх, господин Лу, ну скажите вы мне, что это за жизнь? — брызгая слюной, тараторил старик.
Лу Цзя-чуань с интересом слушал старика, но тот неожиданно заговорил о другом:
— Да, вы ведь торопитесь, я больше не буду, не буду… Я всех вас очень люблю. Друзей у меня — студентов, таких, как вы, — много, но и арестовали их сейчас немало… Эх, заболтался я совсем, а вы же торопитесь! Но сейчас не выходите. Если вам нужно идти, я сначала выйду посмотрю, не застряла ли тут какая-нибудь ищейка. Вы подождите!
С чайником в руках старый Ван, крадучись, вышел из комнаты.
Через некоторое время старик вернулся и сообщил, что у входа действительно крутятся какие-то типы, похожие на шпиков, и что поэтому ему придется пока остаться здесь,
Лу Цзя-чуань был сыном учителя начальной школы одной из деревень уезда Лэтин провинции Хэбэй. Именно в этих местах проходила в свое время революционная деятельность товарища Ли Да-чжао [59] , и это помогло Лу Цзя-чуаню с ранних лет познакомиться с революционерами. Позднее, когда юноша приехал в Пекин и поступил в среднюю школу, он часто бывал у Ли Да-чжао, и тот терпеливо воспитывал его и развивал его теоретические знания и марксистские взгляды. Поступив в Пекинский университет, Лу Цзя-чуань стал одним из руководителей университетской партийной организации. После возвращения из поездки бэйпинских студентов в Нанкин, Лу Цзя-чуань был взят полицией на заметку, и за ним стали охотиться. По решению партии он был переведен из Пекинского университета на работу в партийный комитет Восточного района города, где ему было поручено руководство революционными кружками в нескольких высших и средних учебных заведениях.
59
Ли Да-чжао (1888–1927 гг.) — пропагандист марксизма в Китае, видный деятель Коммунистической партии Китая, один из ее основателей и первых руководителей.
Летом 1933 года бэйпинская организация коммунистической партии была почти полностью разгромлена. Немногие оставшиеся на свободе коммунисты работали в условиях жестокого террора и все время находились под угрозой ареста. Поэтому Лу Цзя-чуань не имел постоянного места жительства. Сегодня он ночевал в одном общежитии, а завтра мог оказаться в другом. Благодаря своей сообразительности и находчивости Лу Цзя-чуаню до сих пор удавалось избегать ареста.
Близился вечер, когда Лу Цзя-чуань вышел из университета; на улицах царило оживление. Смешавшись с толпой, он быстрым шагом направился в условленное место, где его ждали члены районного комитета партии. Пройдя немного, он как бы невзначай оглянулся и, убедившись, что за ним никто не идет, прибавил шагу.
В одном из переулков в районе Дианьмынь он остановился перед невысокими воротами с облупившейся краской. Взглянув на кусок кирпича, аккуратно прислоненный к высокому порогу, он едва заметно улыбнулся…
Войдя во двор, Лу Цзя-чуань направился к южному флигелю. Переступив порог, он приподнял шляпу и важно поклонился:
— Ого! Трое ждут одного!
Навстречу ему поднялась болезненная на вид, худая женщина лет тридцати. Она крепко пожала ему руку:
— Как ты поздно! Мы уж думали, что-нибудь случилось.
— Ну что может случиться, сестра Лю!
Лу Цзя-чуань взглянул на нее и подошел к квадратному столику, где лежали приготовленные для игры в мацзян кости; три человека, сидевшие за столом — женщина и двое мужчин, — с улыбкой смотрели на него. Женщина была очень молоденькая, в нарядном пестром платье; она встала, уступая ему место, и, кивнув головой, вышла.
Послышался стук костей. Глядя на троих товарищей, Лу тихо сказал:
— Все в порядке, начинайте.
Секретарь районной организации Дай Юй — молодой человек лет тридцати, в очках, за которыми прятались выпуклые рыбьи глаза, — начал серьезным голосом:
— Заседание районного комитета партии объявляю открытым.
Первым на повестке дня стоял вопрос о праздновании Первого мая. Когда обсуждение этого вопроса подходило к концу, Дай Юй, взглянув на Лу Цзя-чуаня, суровым голосом проговорил:
— Ошибки товарища Фэн Сэня [60] становятся все серьезнее, я предлагаю обсудить сегодня его поведение. Кризис режима
60
Фэн Сэнь — подпольная кличка Лу Цзя-чуаня. (Прим. автора.).
Он в гневе сорвал очки и с силой стукнул косточкой для мацзяна по столу.
— Так больше продолжаться не может. Правый оппортунизм Фэн Сэня достиг нетерпимых размеров. Говорят, что он сблизился с женой одного студента-реакционера, некоей Линь Дао-цзин, так ведь? А нужно ли нам проводить коммунистическую пропаганду среди таких людей? Я сомневаюсь в том, что мотивы действий товарища Фэн Сэня…
Лю сидела, низко опустив голову и ни на кого не глядя, костяшки в ее руках монотонно постукивали. Маленький, полный У Фан также молчал. Лу Цзя-чуань, не отрываясь, смотрел на Дай Юя, выражение его ясных глаз было по-прежнему доброжелательным. Он молча слушал секретаря. Но когда тот кончил, лицо юноши приняло холодное выражение.
— Товарищ Дай Юй, — медленно проговорил он. — Твое выступление одностороннее и субъективное. Хочется, чтобы ты взглянул на вещи шире, сумел бы хладнокровнее и правильнее оценить современную обстановку в Китае. Народ требует борьбы с японцами, и партия должна руководить этой борьбой. Мы выдвинули слишком много таких лозунгов и требований, которые могут отдалить нас от народа. — Лицо его исказилось от сильной внутренней боли и побледнело, голос упал до шепота. — Ты должен хорошо представлять себе, в чем сегодня больше всего нуждаются массы, что больше всего волнует их… Что же касается пропагандистской работы среди интеллигенции, то это задание дала мне партия. Товарищ Мао Цзэ-дун в работе «О классах китайского общества» учит нас прежде всего ясно различать, кто наши друзья и кто — враги. Он говорит, что мелкая буржуазия — наш ближайший друг; даже левое крыло средней буржуазии может оказаться в числе наших друзей. Не забывай, что и мы с тобой, товарищ Дай Юй, тоже далеко не пролетарского происхождения.
О Дао-цзин он не стал ничего говорить, не стал оправдываться, считая это попросту ненужным.
— Что? Что ты говоришь! — Дай Юй побагровел, он почти кричал. — Это что еще за оппортунистические бредни? Средняя буржуазия сможет стать нашим другом? В таком случае пролетариат должен стать твоим врагом!
Дай Юй вздохнул, круглые глазки, спрятанные за стеклами очков, суетливо забегали; он торопливо заговорил, приводя одно за другим доказательства того, почему Лу Цзя-чуань не должен работать среди интеллигенции. Дай Юй говорил захлебываясь, забыв, по-видимому, о конспирации, и о том, что осталось еще много неразрешенных вопросов. В конце концов Лу Цзя-чуань не выдержал: он отодвинул кости, вскочил и тоже закричал:
— Хватит, товарищ Дай Юй! Послушай теперь меня!
Он резко взмахнул рукой и, с трудом сдерживаясь, продолжал:
— Я согласен с некоторыми твоими замечаниями. Партийное руководство дало нам указание ширить ряды членов партии, и мы должны неуклонно выполнять это указание. Однако как же можно в сложившейся обстановке сразу привлечь в ряды партии большое количество людей? С тех пор как сюда прибыл специальный полицейский полк, белый террор становится все более свирепым. Чан Кай-ши при поддержке немецкого и итальянского фашизма подготовил целую свору полицейских и шпионов, чтобы бороться с нами. Народ напуган, почти все организации разгромлены; в тех, которые уцелели, царит смятение, и очень трудно привлекать к нашей работе новых людей; я считаю, что в настоящее время нужно в соответствии с обстановкой укреплять партию, сохранять наши кадры. Нельзя, находясь в таком изолированном положении, обнаруживать себя. Но…