Песнь о Кейлех
Шрифт:
Он вложил в ее ладошку цепочку с ажурной подвеской, и Арвена запрыгала в восторге на месте. Быстро отбежав к стоящей рядом бадье с водой, нагнулась, примеряя украшение. И так повернулась, и эдак. Ах, хороши камешки! Даже мысли о неприязни на миг ушли.
– Ох, Арвена, не лиса ты, а сорока, - расхохотался Торуй. – Это ж надо, так на побрякушки падка! Пойдем, друг Йонгу, и вы, друзья, идите в зал. Там вас ждет угощение. Арвена, подсуетись.
Лисичка, обрадованная, что не надо более сносить присутствие жениха, умчалась прочь, давать распоряжения. Но мужчины уже повернулись к воротам. В арке уже показались двое всадников: Кейлех и Альс. Волосы Кей были растрепаны и взметались
– Мы разгромили еще одно логово нечисти. Недельку тревожит нас не будут, - улыбнулся сквозь усталость Альс. – Можно пока передохнуть.
– Госпожа Кейлех, на тебе кровь? – Йонгу пристально смотрел на нее.
– Не моя, - буркнула она, - Мне надо переодеться и привести себя в порядок. Надеюсь, вы не будете в обиде, дорогие гости. Брат, предупреди Кирнана не подходить ко мне сегодня, а то я за себя не ручаюсь.
Когда за Кей и Альсом закрылась дверь, Торуй пояснил:
– Приехал тут один два месяца назад. Да все уехать не может. И так, и сяк к Кейлех подлащивается. А она ни в какую. Так можно уже и уехать восвояси… так этот решил, видно измором взять. И не выгонишь: дядя приехал погостить, да и взял его с собой провожатым. Родич, вроде бы.
Ору и Тойво рассмеялись.
– А что, твоя сестра так и не оправилась от горя? – посочувствовал Йонгу.
– Да что там, - Торуй с досадой махнул рукой. – А может рано еще. Только три месяца прошло, - он замялся и снова махнул рукой.
– Что ж ты, друг, хочешь, первая любовь предала, вторая опечалила. Хорошо, хоть, дело у нее есть. Ведь шаман она неплохой?
– Что верно, то верно.
– А что за новый маг?
– Ничего такой. Кейлех говорит, что способный, скоро один работать может. Может, тогда в ней естество женское и сыграет.
Так за разговорами Торуй и провел гостей в зал, где слуги уже начали собирать на обеденный стол яства. За обедом обсуждались новости из столицы: примирение наследника с вдовствующей королевой. Наследник, говорят, часто «болел» от поятоснных пьянок. Двор стел его осуждать. Стали ходить слухи, а не пора ли передать влать молодому сыну. Видно, новый король и решил помириться с «матушкой», заручившись ее поддержкой. Только ходили и другие слухи, будто королева – ведьма, и чарами убивает пасынка. Но это в слух никто не произносил – слишком боязно было.
Кей же приняла ванну и сразу легла в постель. Какое-то время, слушая, как слуга выносит воду и прибирается, она пролежала без сна, обдумывая сегодняшний бой, и, и сама не заметила, как уснула. В последнее время ей перестали сниться кошмары. Будто время действительно лечило все раны. Даже Вогул Белая Береза, который часто спился ей, не приходил более… Да и покойный супруг не являлся больше. Но все равно что-то заставило ее проснуться посреди ночи. Стараясь не шуметь, Кей перешла на ночное зрение.
Никого.
Может дух какой шалит?
В любом случае, спать больше не хотелось, и молодая женщина запалила свечи и села выполнять очередное задание Госпожи.
Дорогой златотканый плащ расстеленный лежал на полу перед Кей, но та все не могла приступить к действу. Это было грязно… грязно и мерзко… Приходилось делать выбор. И спросить совета не у кого. И отказать нельзя. Обреченно приняв решение, от которого коробило все тело,
Кей взяла пяльцы, иглу и золотую нить.
Уже к рассвету на розах на плаще появились кое-где колючки, а в витую вышивку по подолу вплелся новый узор. Неразличимый на общем фоне, бледный и неброский. Простой и опасный, как колючки ядовитой лозы.
Кей аккуратно сложила плащ, обернула его черной тканью. Затем разбросала по всей опочивальне веточки засушенной полыни. Умылась и вымыла руки. Слишком явственной была сделанная мерзость. Прохладная вода хоть чуть-чуть подняла упавший дух, освежила кожу. Одевшись и приведя себя в сносный вид, шаман прошептала несколько охранных слов и вышла прочь.
На сей раз, к незнакомцу она ехала верхом. Конь все время всхрапывал, вел ушами, нервничал. Уж чувствительны эти звери к шаманству. Хотя этот был обучен и уже должен был попривыкнуть…
Слава духам, посланник госпожи уже ждал ее. Кей, не спешиваясь, не говоря ни слова, практически швырнула ему в руки пакет.
– Госпожа знает, что делать с ним, - прошипела Кейлех, полная негодования, - И прошу, - она глубоко вздохнула и громко выдохнула, успокаиваясь, - Передай Госпоже, что больше никогда… Никогда! Я не буду больше делать подобное…
– А больше и не понадобиться. Если все пройдет, как по маслу, больше ты не понадобишься Госпоже. Никто ничего не заподозрит?
— Это же не колдовство, - Кей криво усмехнулась, - Знают только посвященные, а при дворе шаманов нет.
– Досадное упущение, не правда ли? – голос, раздававшийся из-под плаща, был полон сарказма, - Думаю, те, кто остался, не будут помогать…
– После той резни? Да ни один шаман и пальцем не ударит для короля. Нас слишком мало осталось.
– Но ты же для Госпожи делаешь?
– Так то – ОНА.
С этими словами Кей развернула и пришпорила скакуна. Скакать по заснеженной дороге было тяжело, но женщина не жалела благородное животное. Очень уж ей хотелось убраться отсюда.
Резьня.
Когда закончилась война магов, долго искали крайних. И, прежде чем нашли виновных, пострадало много невинных. И первыми пошли под нож шаманы. Всегда державшиеся в тени, не принимавшие никакую сторону, привязанные к земле и людям, они пытались только защитить, и не боролись за власть. Этим жаждущие оправдать свое бессилие и трусость маги и воспользовались. «Ведь самые сильные и храбрые погибли, в первые годы войны, а остались только трусы, прятавшиеся за их спинами», - с ненавистью думала Кей. Даже самый старый шаман ничто против нескольких хорошо обученных магов. И не беда, что палачи в итоге оказались виновными… павших шаманов решили считать неизбежными жертвами войны. Неподобающе умершие вдали от спутников, или не имевшие спутников, готовых стать приемниками вовсе, не все смогли передать свои силу, дар и знания. Поэтому шаманов осталось так мало. Поэтому шаманы очень редко работают с магами. Поэтому брак со Скиллом внушал такое отвращение и казался противоестественным. Единственным магом, который не внушал отвращение, был Поднебесный, но Альсаэль был исключением.