Песнь о наместнике Лита. Тревожное время
Шрифт:
Это потрясло Ричарда Окделла до глубины души. И не потребовалось большого труда, чтобы вынести из неприятного открытия страшную своей простотой истину - дети нужны взрослым в трех случаях. Первый случай - когда взрослые добры, сыты и не терпят недостатка в любых других потребностях. Такие люди забавляются детьми, играют с ними, поют песни и рассказывают сказки, но только до того момента, как одна из этих потребностей рухнет или сползет вниз.
Второй случай относился к тем людям, для которых дети это работа - вроде няньки Нэн. Накормят, оденут, позовут лекаря, если ребенок простудится,
Такие суровые и тревожные мысли роились в голове Ричарда, когда он хмуро наблюдал за суматохой в замке, но год спустя, когда сестренки уже давно не плакали, он смотрел на незваных гостей с их рыжими волосами и наглыми ухмылками, и понимал, что тогда напрасно обиделся на безразличие матери.
Потому что год назад у матери имелся огромный ворох других забот.
Потому что она справедливо считала, что единственный одиннадцатилетний сын уже стал взрослым и может проследить за младшими сестрами. А разве быть взрослым не почетно?
Потому что она защищала его, насупленного и обиженного на весь мир, глупого мальчишку, от необходимости надевать герцогскую цепь и выходить к олларовцам. Она опасалась последствий. Увидев малолетнего герцога с его недоверчивым серым взглядом исподлобья и наивно хлопающими длинными ресницами, королевские солдаты бы справедливо решили, что герцог Окделл слишком уязвим, чтобы жить дальше.
Жаль, что эту мысль уловили Манрики. Двенадцатилетний мальчик немногим уязвимее одиннадцатилетнего.
Сестры дружно и покорно склонили головы, когда приехали Манрики. Виконта Консантина захотели обручить с Айрис Окделл, наиболее подходящей ему по возрасту, но вся соль заключалась в том, что она уже помолвлена с Альдо Раканом. Об этом Ричард знал тайно, давно сумев понять, что о обладание некоторыми сведениями лучше скрывать - лучший способ избавиться от неприятностей.
Для того, чтобы заключить помолвку, требовалось согласие даже не Эйвона Ларака, а самого Ричарда, и Леопольд Манрик надеялся, что хмурый мальчик, не успевший еще познать суровой жизни, даст его довольно быстро. И в одно прекрасное утро Ричард Окделл готовился к серьезному разговору. Выспавшийся и умытый, он надел чистую одежду относительной новизны, и с задумчивым видом водил щеткой по темно-русым волосам, глядя в зеркало. Вчера матушка позвала его к себе и строго-настрого запретила соглашаться на помолвку. Право же - смешно приказать и словом не обмолвиться о причинах.
Тесноватый колет из темно-алого бархата, накинутый на плечи, завершал вид малолетнего хозяина замка, и такой вид по всем расчетам Дикона должен ввести Леопольда в заблуждение относительно собеседника. И мальчик в очередной раз порадовался тому, что каждый раз во время родительских ссор уходил читать в библиотеку. Книги лишали его нелепой детской самоуверенности и дарили знания.
– Будущий Повелитель Скал должен много знать, - добродушно сказал отец, когда Ричарду было пять лет, - а не только гонять голубей и играть с кошками.
Именно тогда Ричард
– Тут еще и разврат!
– охнула напоследок Мирабелла, перелистав наспех страницы и увидев что-то ужасное, поразившее ее до глубины души, в конце книги.
– Как эта дрянь сюда попала?! Ричард, пообещайте мне, что не будете читать это!
Ричард пожал худеньким плечиком и пообещал, скорее из-за желания навсегда забыть о Гальтаре с ее страшными Тварями, чем из принципа сыновнего послушания. Теперь же он знал о разврате немного больше, однако времени думать о том абсолютно не имелось. Разговор с Манриком обещал быть сложным.
Рыжий граф, рассматривающий мальчика настолько пристально и внимательно, что у любого другого ребенка, не имеющего отношения к старому дворянству, обязательно душа ушла бы в пятки. Но отец рассказывал о храбрости Эпинэ и Окделлов, которую те наследуют из поколения в поколения, из века в век. Нэн говорила "на Лита надейся, а сам не плошай", и несмотря на ее временами скверный старческий характер, Ричард понимал, что няня желает ему помочь.
– Не держите зла на старуху, тан Окделл, - сказала она, едва узнав о грядущем визите Манриков.
– Лучше вам верить все-таки Абвениям. Оно как-то душевнее картинок на церковных досках.
Зла Ричард не держал, но относился к ней недоверчиво. А сейчас требовалось сосредоточить мысли совсем на другом.
– Присаживайтесь, эр Ричард, - стареющий рыжий граф похлопал широкой ладонью по красному креслу, и мальчик сел на самый край, выпрямив спину и расправив плечи.
– Благодарю вас.
– Насколько известно мне, - спокойный голос Леопольда не мог обещать ни хорошего, ни плохого, - ваша сестра Айрис не обручена ни с кем?
– Нет, господин граф. Прошу прощения, а откуда вам известно об этом?
– Его Высокопреосвященству кардиналу Сильвестру известно многое.
– Не настолько, - задумчиво отозвался мальчик, - учитывая то, как далек Надор от столицы.
– Это верно, - замялся тессорий, - но мы с вами отошли от темы, и...
– Простите, но я не хочу раскрывать все карты своей семьи, - самообладание явилось к Ричарду не сразу, - пока не станут известны полностью ваши планы относительно моей.
Потому что если обручить Айрис с рыжим и вертлявым внуком тессория, что приехал в Надор и развлекается шуганием кухонных кошек, как деревенский мальчишка, то Ричарда Окделла очень быстро найдут мертвым. Он читал об именно таких способах прерывании древних родов, причинами которым служило корыстолюбивое желание захватить чужие земли. Благо такие безобразия происходили не в Талиге, а в Дриксен или Гаунау.
Не запомнив полностью дату события и страну, в которой такое случалось, Ричард Окделл совершил крупную ошибку. Пришлось мысленно сделать отметку о данной оплошности, окинуть невинным взглядом плохо обставленную гостиную и ждать ответа.