Песнь о наместнике Лита. Тревожное время
Шрифт:
– В моей семье нет никаких заговоров против вашей, молодой человек, - ответил граф слишком поспешно, но внимательных глаз от лица мальчика не отвел.
Один из признаков лжи. Однажды так сказала матушка, разговаривая с отцом на повышенных тонах, и Дикон отлично запомнил.
– А если я скажу, что не верю вам?
– спросил он с невинным детским любопытством, к которому нельзя и придраться.
– Вы согласны на помолвку?
– тессорий пропустил вопрос.
– Думаю, что нет, - ответил Ричард, вспомнив широко раскрытые от испуга, наполненные слезами
– Айрис выйдет замуж за любимого, а не по принуждению.
Хотя помолвка с Альдо Раканом немногим лучше, но о ней Ричард ничего не знал. Важно сохранить эту неосведомленность в памяти и не выдавать собственных догадок. Играть по своим правилам, но чтобы при этом недоброжелатели искренне верили, что правила принадлежат исключительно им. Будет невыносимо сложно - все равно, что тащить на своих плечах каменную глыбу, но он справится.
В доказательство своего несогласия двенадцатилетний герцог Окделл посмотрел на графа Манрика с яростным возмущением, а тот недовольно поджал губы и встал. Вот и отлично - значит первая ложь относительно своего настоящего характера и своих настоящих целей. А это значило, что впереди будет немало возможностей укрепить эту способность.
Глава 1. Начало взрослой жизни
Первую победу на словах Ричард Окделл одержал в двенадцать лет, однако умом и сердцем понимал, что этого может оказаться недостаточно для дальнейшего выживания и мести. Если же размышлять о последнем и судить здраво, то мстить убийце отца либо не стоит вовсе, либо нужно изощренно и старательно. А прежде всего надо выяснить, что именно стряслось в Ренквахе, и не от матери, имеющей все свойства характера и все причины для необъективного суждения о Кэналлийском Вороне, не от отца Маттео, угодливо поддакивающего ей, а от других людей. Лучше - от очевидцев "роковой схватки".
А еще лучше - от самого Рокэ Алвы.
Впрочем рассчитывать на такое чудо следовало бы в последнюю очередь. На выезд из Надора и отправление в Олларию Ричард перестал надеяться еще в четырнадцать лет, и к тому же его присутствие требовалось в резко обедневшем Надоре. Другое дело, что здесь не найти книг по управлению землями и ведению хозяйства, а отцовские комнаты были закрыты от него в связи с малолетством. Впрочем, когда матушка узнала, что ему нужно, грустно вздохнула, покачала головой и ответила тихо о вынесенных из отцовских комнат вещах. В их числе были и книги.
В шестнадцать лет Ричард помнил, что злился недолго. Глупо растрачивать себя на такую глупость, когда самое малое, что он может сделать - это взять себя в руки и усиленно скрипеть мозгами, пока они не сообразят что-нибудь дельное. Надорский замок покрылся толстым слоем сырости, белесой плесени, и, впридачу, гнетущим трауром, поэтому Ричард Окделл не мог допустить, чтобы это продолжалось вечно.
– В конце концов, - поделился он однажды с Айрис, с кислым видом втыкавшей раз за разом иглу в грубую ткань, -
– Если мне будет позволено процитировать Веннена, которого я читаю тайком от матушки...
– лукаво прищурилась Айрис.
– Не будет. Я не любитель пустых сонетов.
– Ты зануда, - худая и бледная девочка, недавно отметившая пятнадцатилетие, обиженно наморщила нос, - и ничего не смыслишь в романтике.
– Я не вижу смысла в романтике нищенства.
– Ах вот как? Скоро ты перезанудствуешь матушку, Дикон!
И Айрис засмеялась, так тоненько, звонко и заразительно, что даже задумчивый Ричард не смог сдержать улыбку. Впрочем на его лицо сразу же вернулось серьезное выражение.
– Матушку это мало, - сказал он, призадумавшись.
– В мои планы входит сам супрем Талига.
– А что супрем Талига?
– полюбопытствовала Айрис, позабыв про шитье и во все глаза глядя на брата.
– В шесть или семь лет я видел его. Сущий зануда в лиловом. Спорим, он строже воспитывает своих детей, чем нас матушка?
– В чем подвох?
– Брось, сестрица, это всего лишь небольшое семейное пари.
– А если я переспорю тебя, братец?
– последнее слово Айрис произнесла с особым наслаждением и улыбнулась той самой своей улыбкой, которую вдовствующая герцогиня называла порочной.
Хотя, если разобраться, порочным в поведении Айрис мать считала все, что не соответствовало ее излишне изощренным, как считал Ричард, представлениям о приличиях. Смеяться или даже улыбаться за столом, громко говорить, выражать восторг, каким бы горячим и пьянящим он ни был - все это входило у эрэа Мирабеллы в список вульгарного и неприличного. Поэтому такому любознательному человеку, как Ричард Окделл, казалось крайне важным разобраться в этих странностях материнского поведения. Первоочередной же задачей для него стало выяснить причины излишне строгого отношения к Айрис.
– Попробуй, - великодушно разрешил герцог Окделл.
– Например, скажу, что все зануды скучны до безобразия?
– Плохой аргумент, - парировал Ричард.
– Легкомысленные люди обычно не очень хорошо заканчивают, а если к этому примешивается недальновидность, это все усугубляет. К тому же...
– Иди, - со смехом отмахнулась Айрис, - расскажи о своих наблюдениях отцу Маттео.
– Чтобы он замучил меня нудными проповедями?
– Я думала, ты захочешь поделиться с ним своими взглядами и мировоззрением...
– К этому я не готов.
– Вот!
– торжествующе воскликнула Айрис, щелкнув пальцами.
– Отец Маттео, сестрица, слишком мелок для меня. Я ничего не получу, переиграв его, кроме неприятностей - сперва надо переиграть матушку.
– Хм. Это верно. И когда ты собираешься начать?
– Прежде надо все хорошенько обдумать, - Ричард посмотрел на сестру прямо, спокойно и уверенно.
– Вряд ли это произойдет быстро, ведь ты знаешь, что Окделлы тугодумы.
Вместо ответа Айрис послала брату грустный умоляющий взгляд.