Песнь о птице Алконост

Машенцева Елена

–Всех вовремя перебили,– одобрил старый тролль и спохватился.– А ежели и эта издохла?

Усилием воли я превозмогла подступивший к сухому саднящему горлу больной кашель, постаралась не выдать себя, упрямо концентрируясь на том месте, где стоял тюремщик. На слух получалось хуже. Прежде выручало зрение.

Енк равнодушно зевнул и сделал неутешительное предположение. Неутешительное только для кошелька старшего, обольщаться не стоило. Начальник охраны поспешил обернуться к сослуживцу (кажется, я даже видела воочию, какие несуразные гримасы сопровождали мыслительную активность мохнатого чудовища), смачно почухался и срыгнул, распространив по тесной коморке вонь перебродившего обеда.

–Махар! Сдыхлик неумиручий! Так я и знал! Всего то седмицу,– обиженно запричитал тюремщик.– Какую-то седмицу пережить. И на тебе, курица костлявая, издохла! Каддар! Я ж у них был первым кандидатом на должность палача! А там отпуск целых две луны, полное довольствие и свободный график работы! Да ещё эти, как их там?

–Премиальные,– сплюнул младший.

–И бесплатные обеды,– мечтательно хрюкнул тролль.

А на пути у всего этого великолепия сморщенной реликтовой окаменелостью мешалась гарпия!

–Ну,

ка, проверь её, – с робкой надеждой протянул старший.

Только не это. Пожалуйста, нет. Только не Енк!

–Не-е-ет, я туда не полезу,– опасливо заключил молодой тролль, отлынивая от ответственности на правах менее опытного и вовсе не заинтересованного в премиальных сослуживца. По звуку глухих ударов я поняла, что препирались они довольно бурно. Наконец лязг стали о прутья решетки прекратился, тролли вымученно сопели. Ох, как хотелось подсмотреть пусть даже одним глазком, но действовать приходилось в прямом смысле вслепую. Затаиться и ждать.

–Да ты её боишься!– с издевкой констатировал молодой.

–Чтоб тебе зенки вороны повыклевывали! И как ты смеешь, гномья лепешка, такое говорить? Да я с семи зим уже в сражениях участвовал, дракона голыми руками задушил, когда ты ещё на лежак писал!– оскорбленно сплюнул соплеменник и с нарастающим сомнением затоптался на месте, проверяя острие копья на надежность скрюченным когтем волосатого мосластого пальца. Но дело было сделано, и, хочешь не хочешь, а за слова придется отвечать. Я прямо таки видела на лице Енка выжидательную полуулыбку-полуухмылку.

Про подвиги с драконом я и сама слышала не раз, да только верилось с большим трудом. С таким гипертрофированным чувством самосохранения, как у этого хвастуна, на драконов не ходят, скорее, контролируют течение боя с безопасного пригорка в компании бродячих менестрелей. А закопченный драконий коготь, который вояка неоднократно с гордостью демонстрировал окружающим, приобрел, наверное, по случаю у какого-нибудь сумасшедшего рыцаря. Возможно, он думал, что и теперь самым лучшим будет оставить все так, как есть, но должность не позволяла. Заставить Енка не получилось, и старший по охране обреченно заскрежетал засовами, с показательным пренебрежением отчитывая отрока за трусость. Сейчас все на самом деле зависело от моей ловкости и собранности, добровольной голодовки в течении суток и результата жалости Енка. Только бы удалось обернуться! На пороге тролль застыл в последний раз, нервно потянув носом сырой плесневелый воздух. Осторожничал. А потом, хвала Зевсу, направился в мою сторону, волоча по полу копье. Какую опасность могла представлять слабеющая с каждым часом, изможденная девица старому, закаленному в боях с первородными драконами, опытному вояке? Та, которую морили голодом, заставляли спать на морозе, которую нещадно били тонкими посеребренными плетьми, выкручивали руки, ломали пальцы «тимировыми перчатками». У меня осталась только злость. Только огромное желание выжить и бежать из этого каменного Тартара.

–Кажися, дышит,– неуверенно пробормотал охранник, порываясь склониться надо мной. Две горячие маслянистые капли пота скатились с мохнатого носа и плюхнулись на умиротворенное «вечным сном» обескровленное лицо узницы. Как же тяжело было не поежиться, не напрячься, никак не отреагировать на смердящий «душ». Собралась из последних сил и почти перестала дышать.– А можа, и нет.

Тролль медлил, внимательно разглядывая внешне неподвижное тело. Мечтал, верно, оказаться дома. Подальше от не пыльной, высокооплачиваемой, но местами, опасной работенки.

–Вот тварь. Воня какая! – Почти видела, как брезгливо скривилась его волосатая морда. На себя бы посмотрел! Услышать такое, и от кого?

Тролль, наконец, решился и стал склоняться надо мной, подставляя щетинистое ухо туда, где по его предположению, должно биться сердце у гарпий. Это движение решило все. Ждать и медлить в надежде на удачу не было смысла. Время работало против меня. Внизу живота прокатился знакомый неприятный холодок, спина и сломанные пальцы неистово зачесались. Хвала всем богам, я смогу… Превращение происходило очень медленно, гораздо медленнее, чем обычно. Но тролль все равно понял это слишком поздно. Только и успел натянуто охнуть и захрипеть, когда мои когти с силой вонзились в теплую кожу соперника. Поломанные кости пальцев выгибались почти в обратную сторону, причиняя неистовую боль (Тимировы перчатки поработали на славу). В разодранном горле охранника глухо забулькала кровь, вязким фонтаном освобождаясь из тесной оболочки. Он замер, округлившимися глазами смотря на мои лапы, сквозь которые победно сочились пульсирующие струйки. Он не сделал попытку остановить пленницу, только зажал горло и безвольно повалился на каменный пол. Я кровожадно улыбнулась, заставляя оторваться от вида такой живой, такой теплой крови и зыркнула на Енка. Неужели придется? Молодой тролль застыл прямо напротив двери, загораживая собой весь проем. Захоти он, и у меня останется слишком мало шансов на спасение. Возможно, адреналин поможет и на этот раз, но любая задержка неминуемо сыграет на руки преследователям. В полумраке темницы глаза тролля светились холодным зеленоватым блеском. И, клянусь своими перьями, в них не было страха! Мгновение, ещё. Я медлила, а промедление близило неминуемую и, наверняка, апофеозную в своей жестокости расправу. Ещё мгновение и Енк, очнувшись от коматоза, немного посторонился: дорога была свободна. Уже проскальзывая мимо, я пребольно саданулась о косяк, ругнулась и запоздало подумала, что сейчас он легко мог бы сбить с ног или хорошенько приложить увесистым копьем незадачливую беглянку. Уж сильно положение благоприятствовало. Тролль не спешил выслужиться перед хозяином. Напротив, почти миновав кованые решётки, вдогонку услыхала тихое: « Ошую беги, до развилки. Потом опять ошую. Там коморка за железной дверью, спрячься в ней». Довериться или нет, вопрос не стоял. Когда я скрылась за поворотом, Енк зычно затрубил на помощь.

Туннель казался бесконечным. Так, где же эта развилка? Каддар, он меня обманул! И почему в темнице такие тесные коридоры? Совершенно невозможно расправить крылья. Хвост, вялой плетью болтавшийся сзади, норовил намертво

увязнуть в каждом уступе. Лапы, взявшие слишком резвый старт, потихоньку, с непривычки, стали отказывать, заплетались и спешили подвернуться. В этой ипостаси они были самым слабым звеном, совершенно не расположенным к бегу. Я же, все-таки не страус и даже не курица! «Зачем гарпии бегать, если летают они стремительнее ветра», – справедливо рассудили боги, оказав мне, как выясняется, медвежью услугу. Менять ипостась на бегу – плохая затея. Тем более мои девичьи ноги после стольких дней изнурительной голодовки врятли окажутся намного сильнее, а каждая смена личины неминуемо крадет у тела такие ценные сейчас силы. Да и неизвестно, что может ожидать меня за углом. А за углом меня ожидали и не с цветами, надо сказать. Мы отскочили в разные стороны одновременно: я и грозный преследователь с увесистой дубиной и в поварском колпаке. Он, видимо, считал себя храбрым и незаменимым малым, раз так решительно выскочил на истошные вопли тюремщика. Но при виде разъяренной полуженщины-полуптицы с длинным львиным хвостом и изуродованными пытками синими когтями похвальная решимость как то поубавилась, если не сказать, напрочь испарилась. И вояка уже значительно более теплым взглядом обратился к спасительной двери кладовой, откуда бесстрашно вынырнул меньше щепки назад. Но сделать вид, что он слепой или, на худой конец, блаженный, у него уже врятли получится. Я это понимала, и он – тоже. Выбор за мной. «Ох, как я не люблю убивать»,– отрешенно подумала я, замахиваясь на «противника». Тот как-то по-своему понял мой жесть, с готовностью оруженосца протянул заготовленное оружие, оказавшееся, не больше, не меньше, чем вепряным копченым окороком. Чтож, этот поворот в корне менял дело: несильного удара в лоб хватило, чтобы поваренок аккуратно сполз по стеночке на пол. Каддар! По такому маячку меня найдут быстрее, чем сонного упыря в редком лесочке. Дверь в кладовую призывно заскрипела, и я решилась. Пару метров преодолевались чуть ли не дольше, чем четверть стрелища по коридору. Поваренок оказался на редкость упитанным и даже аппетитным (боги, до чего я докатилась!), особенно если учитывать мое нынешнее положение. Будем надеяться, после него на полу не останется неестественно чистого следа. Так как выяснилось, что убирать башенные тоннели поварятами выходит хоть и не очень быстро, зато на порядок тщательнее обычной метелки. Когда за нами захлопнулась тяжелая кованая дверь, по коридору, эхом сочувствовавшему преследователям, пронеслась галдящая свирепствующая толпа. Они громко материли троллью праматерь на чем свет стоит. Я постаралась слиться со стенкой в маленьком темном помещении, краснея от обещаний, примеряемых, как же иначе, на себя. Толи из-за холода, толи от перенапряжения, но зубы колотились с пугающей громкостью. Стоило им только прислушаться, и моя участь была бы решена. Слава богам, они оказались не столь смекалисты. Крики, трехэтажная ругань и топот возникали ещё пару раз. Точнее, пару раз поблизости от укрытия. Поиски беглянки продолжались довольно долго, но в сторону кухни больше не направлялись. Постепенно я уверилась, что меня окончательно потеряли, и позволила себе немного расслабиться. Значит, не сдал. Вытерла липкий пот со лба, расправила затекшие крылья.

Кладовая оказалась даже крохотнее, чем выглядела поначалу, и делить её мне приходилось с довольно крупным малым. Малый, кстати сказать, проявлял чудеса смекалки. Выглядел совершенно нежизнеспособным, хотя сомнительно, что после, прямо сказать, не ахового, пинка он так и не пришел в себя. Тем временем, холод клетки по сравнению с холодом нынешнего укрытия начинал казался мне избяным теплом после проруби. Если раньше здесь располагалась тюремная камера, то какая-то больно милосердная: пленник промучился бы не больше шести лучин. Глаза наконец таки привыкли к плотному полумраку. Разгадка оказалась более чем банальной: мы прятались в леднике. Вот тебе и махар раддец! Все-таки Енк оказался изощренным мерзавцем! Бежать из клетки, чтобы закрыться в леднике – глупо. И если это был его план, то, отмечу, не удачный. Хотя… Кому придет в голову, что беглянка после кровавой резни притихнет практически в двух шагах от места заточения и не где-нибудь, а в обществе копченых окороков и душистого сыра. От одурманивающего запаха еды желудок настойчиво запротестовал, решив, что страхам пора потесниться. Заурчал. Рот, не взирая ни на что, стремительно наполнялся слюной. Махар! Ну и нелепо же я выглядела, до отказа набивая жвальца влажными плесневелыми кусками, облизывая лапы, чавкая и прикидывая, что откушу через мгновение. Вкуснотища! Даже если меня сейчас поймают, я не останусь внакладе, по крайней мере, нахомячусь на неделю вперед. И пусть воспоминания о щедром ужине скрашивают жалкий остаток жизни. Когда показательная отрыжка сигнализировала о донельзя набитом желудке, я стала развлекаться тем, что зачерпнула из кринки жирную сметану и, недолго поразмыслив, скульптурно извазюкала безмятежное лицо пленника. Седые усики, надо сказать, смотрелись вполне органично, добавляя молодому лицу некую солидность и, как не странно, трогательность. Я немного отстранилась, тщательно прикидывая следующее движение, и доработала строгую философскую бородку, оставшись вполне довольной полученным образом. По крайней мере, двойной подбородок так почти не заметен. Поваренок являл собой совершенно умиротворенную картину, полностью доверившись руке мастера. Не часто на моем пути встречаются такие покладистые личности.

Съеденная пища зависла в желудке пудовым камнем. Неужто, чего доброго, я отдам концы от банального переедания. На пессимизм ситуации живот отреагировал вполне ожидаемой тянущей болью: большая порция сухомятки, да ещё в моем незавидном положении. Мгновения складывались в щепки, те в пугающие лучины. Идея закрыться в леднике совсем не казалась мне безупречной. Что же дальше? И каков был первоначальный замысел? Неужели Енк оказался настолько коварным стратегом? Я даже немного позавидовала его находчивости: без риска здоровью через пару-тройку лучин услужливый тролль имел все шансы вытянуть в бесполезное уже тепло коридора окоченевшую мумию одного из самых опасных хищников на земле. Небось, уже дырочку для ордена в камзоле сверлит. В моем же положении выбирать не приходилось, оставалось только ждать, надеясь на нового сообщника и удачу. А могла ли я довериться Енку полностью?