Песнь о Трое
Шрифт:
— Да. На единственной дочери Ликомеда, царя Скироса. У него есть сын Неоптолем, шестнадцати лет. И как единственный сын Пелея, он — наследник верховного царства Фессалии.
— Ничто из этого не способно изменить мое мнение о нем.
К моему удивлению, он взял меня за руку и поцеловал ее. И пошел прочь.
Я стояла на корме до тех пор, пока на горизонте была видна земля. Я уже никогда не вернусь туда. От судьбы не уйти. Мне предстояло стать музыкантшей — мне, которая должна была стать женой царя. И уже стала бы ею, но явились ахейцы и те мужи, которые пришли бы просить
Под корпусом журчала вода, разбиваясь в белую пену под ударами весел, — размеренный, успокаивающий звук незаметно наполнил мою голову, и прошло немало мгновений, прежде чем я поняла, что мне нужно сделать. Поручень не был высоким; я взобралась на него и приготовилась прыгнуть.
Кто-то грубо сдернул меня вниз. Патрокл.
— Позволь мне это сделать! Забудь, что ты меня видел! — закричала я.
— Больше этому не бывать, — сказал он, бледный как смерть.
— Патрокл, я никому не нужна, я ни для кого ничего не значу! Позволь мне это сделать! Позволь!
— Нет, больше этому не бывать. Ему не безразлична твоя судьба. Больше этому не бывать.
Тайны… Почему «Больше этому не бывать»?
Нам понадобилось семь полных дней, чтобы дойти до Асса. Как только мы обогнули край полуострова напротив Лесбоса, весла стали бесполезны; дул порывистый ветер, то толкавший нас к уже видневшемуся вдали берегу, то сносивший обратно. Большую часть времени я сидела в отгороженной занавесом нише на корме, и стоило мне оттуда выйти, как Патрокл бросал то, чем он в этот момент занимался, и спешил встать рядом. Ахилла я совсем не видела и в конце концов узнала, что он плывет на корабле того воина, кого называли Автомедонтом.
Наутро восьмого дня нам удалось пристать к берегу. Чтобы укрыться от свежего ветра, я завернулась в хламиду и принялась с интересом следить за разворачивавшимся передо мной действием. Никогда раньше я не видела ничего подобного. Наш корабль поставили на подпорки вторым, первым был корабль Агамемнона. Как только спустили лестницы, мне было позволено сойти на берег. Когда Ахилл прошел в нескольких локтях от меня, я подняла голову и приготовилась дать отпор, но он меня не заметил.
Потом прибыла домоправительница, веселая дородная женщина по имени Лаодика, и отвела меня в дом Ахилла.
— Тебе выпала редкая честь, голубушка, — ворковала она. — У тебя будет своя комната в доме хозяина, а это больше, чем есть у меня, не говоря уже о других.
— Но ведь у него сотни жен?
— Да, но они с ним не живут.
— Он живет с Патроклом, — сказала я.
— С Патроклом? — Лаодика усмехнулась. — Он жил с ним раньше, до того как они стали любовниками. А потом, пару лун спустя, Ахилл заставил его построить собственный дом.
— Почему? Непонятно…
— Очень даже понятно, если его знать! Ему нравится быть самому себе хозяином.
Гм. Что ж, возможно, я и не знала Ахилла, но я схватывала все на лету. Нравиться быть самому себе хозяином, а? Передо мной лежали кусочки головоломки, прямо как когда-то в детстве. Моей задачей было их собрать.
Этим
На него временами нападает болезнь, которая заканчивается каким-то мороком (они слышали, как он говорил о мороке); он может странным образом уходить в себя; его мать — богиня Фетида, дочь морского старца, которая может менять свой облик так быстро, как солнце прячется за облаками и выныривает обратно. Она умеет превращаться то в каракатицу, то в кита, гольяна, краба, морскую звезду, морского ежа, акулу; дедом его отца был сам Зевс; его воспитал кентавр, самое сказочное существо на свете — с головой, руками и торсом человека и остальным телом коня; гигант Аякс — его двоюродный брат и большой друг; он живет для битв, а не для любви. Нет, они не считали его мужем, любящим мужчин, несмотря на его двоюродного брата Патрокла. Но мужем, любящим женщин, он тоже не был.
Иногда Ахилл звал меня сыграть ему и спеть, что я делала с благодарностью — моя жизнь стала совсем бесцветной. И тогда он задумчиво сидел в кресле, слушая только наполовину, в то время как другая его половина уносилась туда, где не было места ни музыке, ни мне. Ни одной искры желания, никогда. Ни намека на то, зачем он держит меня у себя. Узнать, что скрывалось за словами Патрокла, когда я хотела прыгнуть в море, мне тоже не удалось. «Больше этому не бывать!» О ком это? Что случилось в жизни Ахилла такого, что убило в нем желание?
К своему огорчению, я обнаружила, что Лирнесс и отец все реже занимали первое место в моих мыслях. Я все больше и больше жила жизнью Асса, чем воспоминаниями о Дардании. Три раза Ахилл ужинал дома в одиночестве, и все три раза он приказывал, чтобы ему прислуживала я и чтобы других женщин в доме не было. Глупая Лаодика прихорашивала меня и опрыскивала духами, уверенная, что уж на этот раз я наконец стану его, но он ничего не говорил и не делал.
В конце зимы мы перебрались из Асса под Трою. Феникс плавал туда и обратно бессчетное количество раз, и постепенно все наши склады, амбары и казармы опустели, и в конце концов вся армия взяла курс на север.
Троя. Она была центром нашего мира и властвовала даже в Лирнессе. Царю Анхису или Энею это было не по нраву, но это была правда. Теперь Троя впервые предстала перед моими глазами. Неугомонный ветер расчистил ее долину от снега; украшенные ледяными гирляндами башни и шпили сверкали на солнце. Она была как дворец на Олимпе — далекая, холодная, прекрасная. Там жил Эней со своими отцом, женой и сыном.
Переезд под Трою почему-то тяготил меня, отчего — я не понимала; у меня участились приступы тоски, слез и беспричинного дурного настроения.